Владимир Казаков - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1973. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

— Добрый вечер.

— Поднимайся сюда!

Хорошо было стоять на маленькой площадке, окаймленной гранитным парапетом. Мы смотрели вниз. Было новолуние, и море там, вдали, скорее угадывалось, чем виднелось.

— Мыс почти расчищен. Наверно, завтра киберы монтаж начнут, — сказал я.

Лена кивнула.

— Мне сегодня попался интересный текст, — сказала она. — Наказ вождя о подготовке племени к переходу через огненную пустышо.

— На чем текст? — поинтересовался я. — Кора?

— Камень вулканического происхождения. Из Космоцентра привезли.

— Легко расшифровалось?

— Что ты! Целый день мучилась. Чуть информатор не сожгла!

— Камень с Марса, наверно?

— С Аларди.

— Аларди? — повторил я название незнакомой планеты.

— Созвездие Центавра, — пояснила Лена.

Над линга-центром прорезались звезды. Стало свежо, я снял куртку и набросил ее на плечи Лены.

— Что это? — спросила Лена. Она опустила руку в карман и вытащила узкий пластиковый листок.

Я коротко рассказал, как он попал ко мне.

— Какой это язык, как ты думаешь? — спросил я.

Лена рассматривала мою находку.

— Не знаю… Такие письмена вижу впервые, — тихо сказала она.

— Может быть, в этих знаках вообще нет никакого смысла? — спросил я.

Лена, не отвечая, подносила листки к светящейся панели, внимательно рассматривая каждый.

— Все может быть, — произнесла она наконец после долгой паузы. — Знаешь что? Я попробую дать их дешифратору.

Мы вошли в машинный зал. Высокий купол-потолок сливался с вечерним небом. На панелях бессонно перемигивались лампочки. Машинам нет дела до того, утро сейчас или вечер. День и ночь заняты они тем, что пытаются расшифровать письмена, привезенные астронавтами с далеких планет. Задача сложная, и не всегда, далеко не всегда поддается она решению. Корабли привозят знаки, вырезанные на коре тропических деревьев, нацарапанные на твердой почве, высеченные на глыбах гранита. Не все удается линга-машинам разобрать сразу. Но то, что удается, навечно оседает в их бездонной памяти, помогая дальнейшему штурму таинственных знаков…

Лена дала задание дешифратору.

После мы пили чай с медом, слушали музыку, как всегда, читали старые стихи. Я посмотрел на часы, встал и начал прощаться. И в этот миг дешифратор загудел. На пульте загорелся розовый глазок. Лена быстро нагнулась к переговорной мембране.

— Какой это язык? — спросила она.

Дешифратор не ответил.

— Совсем как ты, — усмехнулась Лена. — Предпочитает промолчать, чем сказать: не знаю.

— А может, дешифратор перенял эту привычку… — начал я, но Лена жестом велела мне молчать: дешифратор что-то произнес, быстро и неразборчиво.

Лена глянула на меня и повернула регулятор скорости воспроизведения.

— …Стена заполняет собой весь мир, разрезая его надвое, — медленно, чуть не по слогам произнес механический голос, лишенный всякого выражения. — Нет ей ни конца ни края. Стена похожа на темную волну неведомого моря, вдруг вставшую на дыбы…

Дешифратор дважды произнес последнюю фразу и умолк.

— Дальше, дальше, — снова нагнувшись к переговорной мембране, заторопила Лена.

— Дальше следует темное место… Логический пропуск… — сказал дешифратор. — Пытаюсь сопоставить с прежними вариантами расшифровки…

С минуту мы тщетно ждали продолжения.

— Что же ты не подобрал все листки? Машине было бы легче, — упрекнула меня Лена. — Чем больше материала, тем проще поддается он расшифровке.

— Откуда мне было знать, что в них есть хоть какой-нибудь смысл? — пожал я плечами. — Когда и посмотрел на квадратики и ромбы, соединенные кривыми линиями, то решил, что это упражнение ополоумевшей машины, изгнанной из линга-центра.

Лена не улыбнулась — она не приняла шутки.

— А вдруг там что-нибудь осталось? — сказала она.

— Где? — не понял я.

— На берегу.

— Говорю же тебе — ветер сразу подхватил их…

— А вдруг? — перебила меня Лена.

Я с сомнением покачал головой.

— Давай попытаем счастья! — Лена схватила меня за руку, и мы выбежали из зала.

Я прихватил фонарик, и струящаяся тропинка была поэтому для нас явственно различима, хотя протоптали ее только двое.

— Вот… здесь… лежал контейнер, — тяжело дыша, сказал я, указывая на место, ровное, как стол, — киберы сегодня превзошли самих себя.

Не отвечая, Лена подошла к берегу. Стоял прилив, и почти вся песчаная полоса была залита водой. Листков, которые мы искали, не было и в помине.

— Листки тяжелые, правда? — задумчиво сказала Лена. — Наверно, тяжелее воды. Может быть, часть их осталась на дне? Раздевайся! — решительно заключила она.

Черная вода лежала у наших ног.

Я отдал фонарик, чтобы освободить руки, и перешагнул белую каемку прибоя.

Сильный луч следовал за мной по пятам, освещая пятачок каменистого дна. Потревоженные крабы бестолково шныряли во все стороны. Листков нигде не было: наверно, приливные течения унесли их в глубину.

Окончательно продрогнув, я уже совсем решил было выходить, но в этот момент упорство искателя было вознаграждено. Отыскался один листок, попавший в расщелину между камнями. Правда, после этого мне ничего не попадалось, несмотря на поиски.

— Н-наверно, в-вода смыла знаки, — сказал я, выйдя на берег и протягивая Лене листок.

Она навела на него луч: угловатые письмена, чем-то напоминающие математические символы, четко выделялись на потемневшей поверхности.

Я сделал несколько кругов, чтобы согреться, а потом пошел проводить Лену — ей надо было дежурить до утра.

Но уйти с линга-центра мне так и не пришлось. Мы до рассвета слушали странную повесть, которую рассказывал дешифратор. Он часто прерывался и надолго умолкал.

Тускло звучал монотонный голос, и перед нами разворачивались загадочные картины чужого бытия, чужой планеты.

Кто скажет, когда и где это происходило?

Хроника ли это подлинных событий?

Или мрачная фантазия какого-нибудь древнего автора?

…Румо медленно отдал команду, и манипулятор послушно переместил его к хранилищу — низкому строению, собранному из листов гофрированного пластика. Румо заглянул в отсек и вздохнул: снова, как вчера, он был заполнен не больше чем на треть. Видно, у… белковых… (в этом месте дешифратор запнулся, — наверно, подыскивал равнозначное слово в нашем языке), — видно, у белковых снова начался период сезонной хандры. А может, что-нибудь похуже? Значит, опять бесконечная возня с настройкой логических блоков. Надо сказать — опасная возня: если белковый… (в этом месте дешифратор снова запнулся), если белковый, неловко повернувшись, случайно заденет землеца — тому не поздоровится.

Будь они прокляты, тупые автоматы!

«Нет ничего ужасней однообразия», — подумал Румо. Ну, отрегулирует он белковых роботов, а что толку? И завтра, и послезавтра, и через месяц, и через десять лет — одно и то же. Пшеница, пшеница, пшеница… Как будто нет ничего на свете, кроме пшеницы. Ни моря, ни мегаполиса, ни открытого космоса…