Владимир Казаков - МИР ПРИКЛЮЧЕНИЙ 1973. Ежегодный сборник фантастических и приключенческих повестей и рассказов

— Скажите, Григорий Абрамович, а новых друзей Сергея вы знаете?

— По-моему, друзьями он так и не обзавелся. Встречал я его в разных компаниях, сегодня с одними, завтра с другими.

— Выпивал часто?

— Когда угощали. В прошлом году задумал машину купить, так такой стал, что копейку зря не потратит. Пойдем в кафе перекусить, так он сначала все два раза пересчитает и выберет, что подешевле.

— У меня к вам последний вопрос: дрался Славин часто? Ну, были случаи, когда он ссорился, кому-нибудь угрожал, дал по физиономии?

— Нет, товарищ полковник, ни разу я не слышал, чтобы Сергей где-нибудь подрался, но почему-то молодежь к нему относилась с уважением, больше того — многие даже слушались. У нас в сквере беседка есть. Я часто туда хожу песни послушать. Приду, сяду где-нибудь поблизости на скамейку и слушаю, а Сергей всегда прямо в беседку. Ему сразу место кто-нибудь уступит, водки предложат. Однажды, года два назад, пристали ко мне несколько парней, недалеко от этой беседки, «похмели да похмели». Потом подошел еще один и говорит: «А ну, мотайте отсюда, чего к Серегиному другу пристаете?» — и те ушли, чуть ли не извиняясь. На следующий день я Сергею рассказал, а он смеется и говорит, что мне, наверное, послышалось.

Дорохов попросил отыскать Наталью Алексеевну и вместе с ней показать ему шкаф, где хранились личные вещи и инструменты Славина.

Втроем они спустились в подвал. В большой, просторной комнате, отделанной кафелем, по стенам длинной вереницей стояли узкие высокие шкафы, отделанные белым пластиком. «Как в отеле «Мажестик», — вспомнил Дорохов детективный роман Жоржа Сименона. Все шкафы закрывались на внутренние замки, и Наталья Алексеевна принесла с собой целую связку ключей.

— Это дубликаты, — объяснила она, — я храню их у себя на всякий случай, а так у каждого есть свой ключ. Вот этот шкаф номер четырнадцать был закреплен за Сергеем Славиным.

Она отыскала ключ и открыла дверцу.

На вешалке сиротливо обвис белый халат, под ним стояли легкие белые резные туфли, а рядом — небольшой черный спортивный чемоданчик.

Дорохов сначала осмотрел карманы халата. В нижнем оказалась начатая пачка «Беломорканала» и металлическая газовая зажигалка, в другом — носовой платок, в верхнем кармане торчала трехцветная шариковая ручка, в глубине кармана оказалась маленькая, сложенная вчетверо бумажка. Александр Дмитриевич бережно ее развернул. На листке, вырванном из небольшого блокнота, четкими, почти печатными буквами было выведено несколько слов:

«Сегодня, а не завтра, как договаривались, жду в буфете возле ЖДС…»

Ни подписи, ни даты не было. Не было и имени, кому она адресована. Эта записка могла пролежать в кармане халата Славина и неделю, и месяц. Дорохов протянул ее Бронштейну, тот прочел и удивился:

— Отчаянная женщина! Сама назначает свидание, сама идет в буфет и, наверное, сама будет платить, потому что вряд ли Сергей стал бы тратиться даже на очень красивую. По-моему, вот эту самую записку принес Борька, когда Славин ушел обедать. Я ему советовал подождать, а он сказал, что некогда, и убежал… У меня как раз было два клиента, и я их обслуживал. Когда вернулся Сергей, я сказал, что был Борис и оставил ему под мыльницей послание.

— Когда это было?

— Не помню точно, но, наверно, дня за четыре или пять до убийства. В тот день я пришел с обеда, а Сергей сразу ко мне: «Слушай, Жора, будь друг, выручи, поработай за меня, я часа на полтора раньше смотаюсь, а потом, когда понадобится, за тебя отработаю». Я согласился и несколько человек обслужил от его имени. У нас с планом строго. — Бронштейн взглянул на Наталью Алексеевну и закончил: — Она строгая женщина.

В чемоданчике оказались бритвы, машинки для стрижки и несколько флаконов одеколона. Директриса отметила, что этих марок она со склада никогда не получала.

Прощаясь, Дорохов пообещал:

— Я теперь, Наталья Алексеевна, к вам каждое утро заходить буду. Бриться. Жаль только, что не вы меня будете обслуживать.

— А что, я вас плохо побрил? — в шутку возмутился Жорж.

— Да нет, отлично…

— Могу и я, — улыбнулась женщина. — Я ведь тоже мастер, причем мужской и первого разряда.

— Тогда следующий раз я к вам. — И Дорохов направился к двери.

На улице, отойдя на приличное расстояние от салона, Дорохов остановился и еще раз прочел записку. «Буфет у ЖДС». ЖДС — наверняка железнодорожная станция. Но к этому городу не подходит железная дорога. До ближайшей станции сорок километров. Не могла же знакомая назначать свидание почти за полсотни километров от дома. Не могла? А почему? Если она не хотела афишировать свое знакомство со Славиным, ей очень просто было сесть в автобус или такси и проехать эти километры, А может быть, в городе есть какое-то предприятие, учреждение или завод, который называется этими тремя буквами? Нужно спросить у Киселева или Козленкова, решил полковник и спрятал записку.

Вспомнив Козленкова, Дорохов усмехнулся.

Не прост этот парнишка, совсем не прост. Ловко он вчера его, старого воробья, заставил проверять капустинские показания. И ведь знал, что Левка наплел, но не стал убеждать его в этом, не стал доказывать. Знал, что он, Дорохов, будет сам проверять, и ни слова не сказал о Кудрявцеве. Молодец, получится из него хороший работник уголовного розыска. Кстати, зачем понадобилось Воронину и Капустину оговаривать всех дружинников, особенно Лаврова? Что это они, по собственному почину или по чьей-то подсказке? Случайно ли, что Вороний носил записки парикмахеру, а потом дал ложные показания на его убийцу? Дорохов знал, что люди, осужденные по указу о мелком хулиганстве, отбывают наказание в камерах предварительного заключения, но днем их водят на работу и они могут встретиться с кем угодно. «Посоветуюсь с Николаем Козленковым. Он их тут всех знает. Интересно, как у него дела? Кого они с дружинниками разыскали сегодня?»

Дорохов, размышляя, шел на завод — решил познакомиться еще с одним приятелем Славина. Может быть, Он что-нибудь знает и наконец даст какую-нибудь новую зацепку?

В заводском комитете Дорохову предоставили свободную комнату и вызвали через главного механика Константина Богданова. Вскоре к нему пришел невысокого роста мужчина лет тридцати — тридцати пяти. На нем ладно сидели джинсы. Черная шелковая рубашка облегала крутые мускулистые плечи; ее короткие рукава едва прикрывали хорошо тренированные бицепсы и всем напоказ открывали довольно грубые татуировки. «Морские», — решил Дорохов. На левой руке посетителя он увидел массивный браслет и квадратные японские часы «Сейка»; эти часы весом побольше ста граммов почему-то за последнее время стали входить в моду, хотя их продают втридорога. Достать «Сейку» даже в Москве не так-то просто. За одни эти часы можно было бы купить ну, скажем, пяток наших, тонких, элегантных, с абсолютно точным ходом. Вошедший задержался в дверях. На его лице было недоумение. «А лицо-то ничего, приятное, — констатировал Дорохов, — умные глаза, красивый прямой нос, четко очерченный подбородок». Каштановые, слегка вьющиеся волосы Богданова были подстрижены длиннее обычного. Не так, как у битлов, но тоже с претензией на моду. На весь этот беглый осмотр у Дорохова ушло максимум две-три секунды. «Пижон», — решил он про себя и спросил: