Зиновий Юрьев - Дальние родственники. Фантастический роман

— Как так?

— Он у нас все больше молчит. Некоторые даже говорят, будто он надувной. А двое утверждают, что видели у него на теле ниппель.

Старший лейтенант шутки понимал. Улыбнулся и спросил:

— Как же они его нашли?

— Кого, директора? В кабинете, конечно.

— Я имею в виду ниппель. Раздевали его, что ли?

— Нет, — засмеялся художник. — Он не раздевается.

— Как так?

— А так. Никогда. Всегда сидит за столом, не двигается, всегда при галстуке. А ниппель, говорят, у него на шее.

Художник ему понравился, и когда он разговаривал с директором, поймал себя на том, что все высматривает, не торчит ли из него и впрямь ниппель.

Ему предоставили в его распоряжение библиотеку. Он освободил себе столик, сложил старые «Огоньки» аккуратненькой стопочкой, новых, поди, теперь не найдешь, достал блокнот, ручку и только собрался подумать, как тактичнее пригласить кого-нибудь из друзей или соседей пропавшего — все-таки народ преклонного возраста, — как опять перед ним вырос давешний художник.

— Я, товарищ старший лейтенант, когда-то, еще студентом, был бригадмильцем…

— Бригадмильцем?

— Да, конечно, вы, верно, и слова такого не знаете. Вроде дружинников нынешних. Бригада содействия милиции. С вашего разрешения, я вам помогу.

— Спасибо, Ефим Львович.

— Вы и имя мое запомнили.

— Профессиональная память, — улыбнулся Кравченко. Было в библиотеке тихо, тонко пахло чем-то библиотечным, пылью, что ли, прохладно, с полки на него уютно смотрела Большая Советская Энциклопедия, интересно, есть в ней что-нибудь про царя Хаммурапи? Наверняка есть, не забыть бы почитать. Мушкенум… Он блаженно потянулся. — Ну, раз вы, Ефим Львович, старый бригадмилец, расскажите, что знаете.

— Я знаю все, — скромно улыбнулся художник.

— Вот и отлично. Так где же ваш товарищ? Харин Владимир Григорьевич, девятьсот восьмого года рождения, — добавил он, глядя в папочку, которую ему дала секретарь директора.

— Этого я вам сказать не могу. Не знаю. Но думаю, что с ним что-то случилось.

— Почему?

— Не может же человек вдруг отправиться куда-то в пижаме, не предупредив никого. И даже если он уехал с гостями, он бы наверняка позвонил, не такой он человек, чтобы плевать на других.

— Не все сразу, Ефим Львович. Во-первых, почему в пижаме?

— Владимир Григорьевич перенес инсульт, поправлялся плохо, еле ходил, все больше в комнате, и почти всегда в любимой своей пижаме, теплая такая, вельветовая.

— И вчера он тоже был в ней?

— Когда к нему пришли, да. К тому же еще вчера врач наш Юрий Анатольевич Моисеев проверял, вся одежда Владимира Григорьевича на месте, нет только этой самой пижамы и тапочек.

— Вы говорите, он был в пижаме, когда к нему пришли. А кто приходил к нему?

— Молодой человек и девушка. Уже второй раз. Приятели внука Владимира Григорьевича.

— Приятели внука?

— Ну да. Внук у него штурман дальнего плавания, а больше из родных никого.

— А когда они приходили?

— Первый раз три дня назад, а второй — вчера. Сразу после завтрака.

— Вы их видели?

— Да, я провел их первый раз к нему в комнату. Шестьдесят восьмая комната на втором этаже. И вчера видел, когда они шли по коридору.

— К комнате Харина или из нее?

— Они шли к нему. Совсем еще молодые люди, лет по двадцать пять.

— Фамилий их вы, конечно, не знаете?

— Нет.

— Вы — человек наблюдательный, Ефим Львович, вы не заметили ничего необычного в поведении Харина после первого посещения?

— Заметил. Он… даже не знаю, как сказать… как будто Владимира Григорьевича подменили.

— Он расстроился?

— Наоборот. То еле ползал по комнате с палочкой, а то, представляете, пошел. Это вам врач подробнее расскажет.

— Это физически, а настроение?

— Какое может быть настроение у человека, который вдруг выздоровел? Причем не от ангины какой-нибудь. Это как воскрешение. Вы человек молодой, вам этого не понять, когда буквально сил нет ноги таскать, а Владимиру Григорьевичу, не забывайте, семьдесят восемь годков. И, кроме инсульта, был у него и инфаркт раньше, и гипертония стойкая. А тут вдруг узнать его нельзя, представляете? Прямо светился весь. И потом, товарищ старший лейтенант, меня еще одно обстоятельство настораживает.

— Какое же?

— У него бритва электрическая какая-то необыкновенная, внук подарил. Бритва, и правда, хороша. Он меня раз заставил мою «Агидель» принести для сравнения. Моя грохочет, словно в руке трактор держишь, а его только шипит и бреет — чудо. Да еще с аккумулятором, месяц можно бриться без подзарядки.

— Неужели месяц?

— Месяц, — с гордостью сказал Ефим Львович. — Вы не представляете, как Владимир Григорьевич ее бережет. И волосики все щеточкой аккуратно вычистит, и продует, и оботрет. А, вспомнил, фирма «Норелко».

— Не слышал.

— Есть такая. Внук его все время на заграничных рейсах плавает. Штурман он дальнего плавания. Сейчас он где-то в Тихом океане. — Ефим Львович сказал это с гордостью, будто был это не Володин, а его внук. У него самого внуков не было, а две внучки благополучно стали на брачный якорь и в дальние плавания не собирались. — Так я к чему? Если бы Владимир Григорьевич собирался уехать на несколько дней, он бы бритву свою не оставил, это уж вы мне поверьте.

— А он ее не взял?

— В том-то и дело, что не взял. Я зашел, будто спросить что-то у соседа его Константин Михайловича, а сам глянул в тумбочку, где всегда бритва лежит. На месте.

— Вы наблюдательный человек.

— Глаз художника, — скромно сказал Ефим Львович.

— Вы меня простите, конечно, — улыбнулся Кравченко, — но зря вы не стали следователем.

— Я иногда и сам так думаю, — беззвучно засмеялся художник.

— А внук…

— Данилюк Александр Семенович, корабль «Константин Паустовский».

— Ну, вы просто… Хаммурапи настоящий.

— Простите?

— Это я так… Вас не затруднит попросить ко мне лечащего врача? А то я и в лицо его не знаю.

— Он не лечащий. У нас ведь не больница, а Дом ветеранов. Но это я так, для вашего сведения. Сейчас позову. Его зовут Юрий Анатольевич Моисеев, но мы зовем его между собой Юрочкой. Такой человек… Иной раз думаю, может, заболеть для разнообразия, и тут же себе говорю: ты что, Юрочку огорчить хочешь? Это я шучу, конечно.

— Понимаю, — вежливо кивнул старший лейтенант. Было ему как-то покойно здесь, в прохладной библиотеке, разговаривать со старым… как он сказал… бригадмильцем… было приятно. И само исчезновение было какое-то… благородное, что ли, как в заграничном детективе каком-нибудь. Все так чинно, благородно, инсульт, пижама вельветовая, бритва заграничная, внук, корабль… Тихий океан, штурман. Неплохо бы, конечно, попросить майора направить его для опроса этого штурмана.