Иван Ефремов - Пять картин

Его три друга ответили жестом согласия.

– Очевидно, наши предки в начале Космической эры еще не развили то очень реальное восприятие невероятного, которое простирается повсюду в необъятных просторах Вселенной, – начал Ниокан, – даже у нас оно подавляет слабовольных, причиняя агорафобию.

– Я не думаю, – возразила Та. – Вспомните наших пещерных предков, которые смотрели на бесконечную непознанную планету, в которой исчезали и растворялись индивидуальные жизни. Где тогда была для них граница мира? Лишь тысячелетия позднее древние греки изобрели их, заключили в них свой мир и определили тем самым его познаваемость…

Последние слова потонули в громовом эхе резкого звука.

– До свидания, друзья! – закричал Крес, выключая гостевой канал.

Башня задрожала, а на боковых экранах возникли озабоченные лица тасманского и кергуэленского операторов.

– Внезапный ураган? – поспешно предположил Крес.

– Да, на высоте около пяти километров, – ответил тасманец.

– Отлично! Это не нарушит режим операции, – удовлетворенно сказал Крес.

– Надо снять жесткость башен. – И тасманец закрепил свои предохранительные лямки.

Крес повторил его действия и нажал на большой красный рычаг.

Вибрация прекратилась.

Подобно спелому колосу ржи, башня нагнулась, припадая к земле, качаясь упруго надо льдами, смутно белевшими сквозь мглу бури. Оператор приспособил свое сиденье к наклону башни. На неукрощенной ледяной шапке Антарктики такие внезапные бури продолжались недолго.

Крес усилил подачу направляющего тока и терпеливо ждал окончания бури, стараясь представить себе людей прошлого, первыми проложивших дороги в космическое пространство, и тех первых устроителей общества, которые начали предвидеть и покорять до этого неустойчивую и неопределенную судьбу человечества Земли.