Наталья Иртенина - Скрип

– Вранье, – слабо сопротивлялся я.

– Да-а? А что ты делал на крыше? Просто плевал вниз от скуки? Уж мне-то не заливай. Это дурацкое качельное скрипенье тебе совсем мозги набок свернуло. Сказочку себе придумал про Переход в другой мир. Сказать тебе, что это за другой мир? Кладбище. Еще бы чуть-чуть и все… обеспечил бы себе свободный полет. Пришлось вмешаться. А что оставалось делать? То, что ты хотел свалиться с крыши – факт. Только скучно же просто так самоистреблением заниматься, надо чтобы фанфары гремели, фейерверки сверкали, страсти закипали. Чтоб мир содрогнулся. Если уж нельзя его по-настоящему пустить в расход, то помечтать об этом, конечно, можно. Признаюсь, меня все эти декорации позабавили. Бред, галлюцинации, но какова экспрессия!

– Что ты плетешь? Какие галлюцинации?

– Да вот эти самые – с бандитами-диверсантами, с клубом самоубийц. И откуда ты все это вытащил? Один дядюшка Питер чего стоит! Прямо-таки шедевр маниакального ваяния. Честное слово, в твоих глюках сам черт шею сломит.

– Что… что ты хочешь этим сказать? Говори, гад, сейчас же, – заорал я.

– Ну, ну, сиди смирно. Будешь меня торопить, вообще ничего не узнаешь. А гада я тебе переадресую. Поскольку не я все это придумал, а ты. Хочешь правду, так получай – не было ничего этого. Белая горячка, наверное, началась. У тебя в голове все перепуталось. Себя самого записал в призраки, а свой дикий бред сделал реальностью. Ты хотел знать, куда попадает человек, выпавший из реальности. Вот тебе и ответ. Знаешь, сколько всяких иных миров существует в пределах психушек всего света? И не сосчитать…

Я не верил. Ничего не было? Я все это придумал? Да у меня бы мозгов не хватило!

– Значит, не было? – с угрозой переспросил я его.

– Не было, – стоял он на своем. – Был город, была глушь захолустная. От тебя ушла жена, и тебя поперли с работы, а потом тебе напекло головку, и ты пустился во все тяжкие… Вот такое прозаическое объяснение.

– И троллейбусы не взрывались? – вызывающе продолжал я допрос.

– Троллейбусы взрывались. Но их взрывали нормальные террористы, а не какое-то там Ведомство.

– И Сашки Веревкина не было?

– Не было. Там был совсем другой парень. Я же видел. Просто тезка. До чего ты дошел! Лучшего школьного приятеля сбросил с крыши за просто так.

– И в «Самурайском мече» я тоже не был?

– Это уж ты, друг мой, на голодный желудок предавался буйствам фантазии в том клубном зальчике, который тебе с самого начала показался рестораном. Не понимаю только, откуда взялась коллекция оружия? Разве что это было подсознательное желание порубать их там всех в капусту.

– А куда этот клуб потом пропал, по-твоему?

– А он никуда не пропадал. Ты выламывал двери какого-то сарайчика в совсем другом районе, случайно показавшемся тебе знакомым. Чего не сделаешь в таком расстройстве чувств!

– И в подъезде на меня никто не накидывался?

Он сделал удивленную физиономию, как будто впервые слышал об этом.

– Плохие детективы покоя не дают? Начитался всякой дряни.

– И гостя из Управления не было? – гнул я свое.

– Не было, не было. Ты разговаривал с подушкой на кресле. И еще обиделся на нее за то, что она пьет твой кофе. Это была забавная картинка.

– Так может быть, и трупа не было? И там, – я ткнул пальцем в прихожую, – никто не лежит?

Он нагло ухмыльнулся и с издевкой предложил:

– Сходи, посмотри.

Я не шелохнулся.

– Ты так уверенно врешь, потому что что-то сделал с трупом, пока я был на крыше?

– Нет, ты точно сумасшедший. Как я мог что-то сделать, если у меня нет тела? Мое тело – это ты. Я – часть твоего сознания, я бесплотен. Видишь?

Он протянул руку к столу и попытался взять телефонную трубку. Рука прошла сквозь аппарат и стол, как будто они были сотканы из воздуха.

– Фокусами меня не удивишь. Копперфильд умеет и не то еще вытворять. Если ты сумел надеть штаны и рубашку, смог бы и другое. Сейчас я тебе другую проверку устрою, дружок, – мрачно сообщил я.

– Что ты хочешь делать? – заволновался он.

– Сейчас проверим твою теорию.

Я подошел к шкафу и достал моток веревки.

– Ты что делаешь! – закричал он.

Я завязал петлю.

– Сволочь, ты же погубишь меня!

Почему-то меня не оставляло ощущение, что он врал, лицедействуя.

– Как же я могу погубить кого-то, – увещевал я его, вставая на стул и засовывая голову в петлю, – если все это – лишь мой бред и галлюцинация? Что-то ты путаешь, дружок. Пошел на попятную, а?

Я взглянул на его жалкую физиономию и рассмеялся. Мне вдруг стало очень легко и весело. Я был почти счастлив тем, что сейчас утру этому недоразумению, сидящему на диване, его паршивый нос.

– Сгинь! – крикнул я ему и пнул ногой стул.

Последнее, что я услышал, были два слова, почему-то по-немецки:

– Sehr gut!

Значит, я был прав. Он врал.

С ним было покончено.

А со мной творилось что-то странное. Как только я повис в петле, болтая ногами и сдавленно хрипя, я почувствовал, как моя шея вытягивается, удлиняется, становясь похожей на шею жирафа. А за ней и все тело начало вытягиваться. Оно становилось все тоньше и тоньше, длиннее и длиннее, пока наконец не превратилось в тонкую серебристую струну. Она потянулась к окну, выскользнула в форточку и полетела вверх. Ее длинный хвост еще долго волочился из окна моей квартиры. Дождь уже перестал поливать город, и в небе сквозь рваные облака просвечивали яркие, влажные звезды. Струна летела туда, к ним. Она проскочила через одну из брешей в облачном тумане и устремилась к звездам, призывно подмигивающим издалека. Наконец, долетев до владений Млечного пути, струна свернулась в серебристый клубок и превратилась в звезду, уютно пристроившуюся среди своих улыбчивых соседок…

Но, наверное, звездой я был недолго. Или она была только частью меня. Другая же часть находилась в каком-то странном месте – что это за место, я не мог определить, потому что вокруг был густой белый туман. Я чувствовал, что от него исходит могильный холод, пронизывающий до костей. Моя кровь давно заледенела, сердце было сковано льдом, и все тело превратилось в холодный, замороженный кристалл. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, сколько ни старался, как будто был крепко связан. Вдруг из тумана выплыла фигура. Она приблизилась, и я рассмотрел ее, хотя черты лица были смазаны и очень нечетки. Но я понял, кто это, – это был ангел смерти. Он склонился надо мной и поднес к моему лицу свою руку. Она была обжигающе холодна. Я застонал от нестерпимого прикосновения и от догадки о смысле его жеста. Ангел смерти поставил на мне свою печать. Теперь я принадлежу ему. Я хотел закричать от ужаса, но не смог выдавить ни звука. Я хотел поднять руку, чтобы защититься от него, но не сумел. Тогда я захотел расплакаться, как испуганный ребенок, которого заперли в темной комнате, но не смог сделать и этого. Слезы сразу же превращались в маленькие кристаллы, коловшие глаза. И тогда я понял, что мне уже не спастись. Но когда я был готов отчаяться, произошло странное. Ангел смерти уже не был ангелом смерти – передо мной была моя жена, Томка, озабоченно смотревшая на меня. Я хотел крикнуть ей, чтобы она не пугалась, – ее ангел смерти не тронет, ему нужен только я. Но крик замер в горле – я увидел, как из тумана выбирается черт, убеждавший меня совсем недавно, что он – это я. Я не поверил ни единому его слову, не верил его наглой, гнусной, мерзко ухмыляющейся роже. Его вранье было абсолютно неправдоподобным. Но его подлые умыслы не вызывали сомнений. Он хотел отнять у меня Томку. За ней он и пришел. Как паук, он приближался к ней, злорадно кривя губы в мерзком оскале.