Эндрю Свонн - Повелители сумерек

В половине пятого бесснежным декабрьским утром накануне Нового года Эви Ишем голышом красовалась на балконе последнего этажа с видом на Манхэттен. Она трудилась в поте лица, пытаясь одержать победу над чертовым тренажером, однако тот никак не желал сдаваться. Даже после того, как Эви снизила нагрузку до 250 килограммов, каждое отжимание тяжким грузом давило ей плечи. Эви только что вернулась домой из Гаваны. Это был ее первый отпуск со дня работы в Агентстве Национальной Безопасности, а поэтому все ее мышцы превратились в настоящий кисель.

«Подумать только, чтобы такое первым пришло в голову как раз в день твоего рождения», — заметила про себя Эви.

Если верить бумагам, ей исполнилось тридцать три. Однако на вид ей можно было дать от тридцати до тридцати шести. Эви выбрала себе день рождения 31 декабря 2025 года исключительно ради удобства. В действительности никто не знал подлинную дату ее рождения, но в иммиграционной службе не любили, когда в документах оставались незаполненные строчки.

Однако сколько бы в действительности ей ни было лет, в ее возрасте было бы непозволительной роскошью на время забросить тренажер. По крайней мере, у нее в запасе оставалось еще три дня, прежде чем Агентство снова вызовет ее на работу.

После двадцати отжиманий Эви сделала передышку и потянулась за полотенцем. По всему ее телу блестели мелкие бисеринки пота, а прерывистое дыхание оставляло в воздухе мерцающий инфракрасный след.

Эви отступила к углу балкона и взглянула на свое жилище. Казалось, будто очертания Манхэттена прорезали в темноте ночи сияющее отверстие. Здания будто бы жались вокруг отливающего синим блеском хромированного позвоночника башни «Ниоги». Красные огоньки то и дело снующих над городом аэрокаров напоминали россыпь пылающих угольков. Направо, в просвете между двумя многоквартирными высотками, ей был виден насыщенный зеленый отблеск купола над Центральным парком. А дальше, позади сверкающего огнями города, небо было черным, как сама преисподняя.

От холодного ветерка по коже Эви побежали мурашки, и девушку пробрала такая дрожь, что казалось, от этого открылась каждая пора на ее теле.

«Тридцать три, — подумала она про себя. — Самое время остепениться».

Впервые с самой войны у нее появился постоянный адрес. И хотя Эви по-прежнему оставалась в лучшей своей форме, Агентство вот уже пять лет как не отправляло ее на выполнение рискованных заданий. Единственное, чем теперь занималась Эви, — была работа с компьютером в Мозговом Центре. Если ей и приходилось гоняться за чем, так это за недостающей страницей информации, или же выуживать из памяти машины на свет божий какую-нибудь заумь.

В этом доме она жила уже достаточно долго, чтобы столкнуться с одним из жильцов-мужчин. Чак Дуайер с семнадцатого этажа назвал ей номер своей квартиры уже на вторую неделю после того, как она появилась здесь.

А один из коллег даже пригласил ее на ужин. Дейв Прайс работал в другом отделе, но они то и дело сталкивались на службе. Эви была у него дома в Квинсе и познакомилась почти с целой дюжиной его кошек. И если бы Дэвиду не было известно, что Эви не человек, все могло бы зайти гораздо дальше, чем невинный ужин вдвоем.

Да, Эви, несомненно, остепенилась. Некоторым людям подчас не хватает острых ощущений. Но эти люди просто ненормальные. И хотя Эви была специально создана для боевых операций, сидячая работа ее вполне устраивала. Еще в пятьдесят четвертом, когда Верховный суд дал «продуктам» человеческой генной инженерии те же права, которые 29 поправка давала всем моро, Эви начала подумывать о том, чтобы оставить работу в Агентстве.

Схватки с террористами были для нее уже пройденным этапом. Лишь одна дурацкая перестрелка в Кливленде — и ее перевели в число консультантов. Эви не раз закрадывалась в голову мысль, что ее специально выставили за порог боевого подразделения — тем самым кто-то решил наказать ее за то, что она раскопала все это дерьмо.

Собственно говоря, на первый взгляд это могло показаться повышением. И вот уже почти шесть лет она трудилась в Мозговом Центре. Из того, чем Эви теперь занималась, на «боевую операцию» походили, пожалуй, только письменные отчеты о гипотетическом вторжении каких-нибудь инопланетян или же менее гипотетические измышления о возможных вспышках насилия среди моро.

Временами Эви чувствовала себя совершенно чужой — этакой машиной-экспертом, по ошибке оказавшейся среди ученых, экономистов и политиков. Однако эта работа давала ей приличные средства к существованию и человеческое имя. Спрятав глаза за контактными линзами, Эви вполне могла сойти за невысокую, мускулистую особу, и Агентство помогало ей вводить окружающих в заблуждение.

Эви зашагала назад к тренажеру и принялась перенастраивать его на ножной пресс. Откинув крышку мануала, нажатием кнопки установила усилие в 600 килограммов. Затем она выждала какое-то время, прислушиваясь, как машина настраивает гидравлику.

Эви уселась верхом на сиденье, откинулась назад и уперлась ногами в педали.

Тренажер располагался в конце балкона, спроектированного в виде буквы «Г», и был направлен на угол, за которым виднелась двойная башня многоквартирного небоскреба на краю парка. Здание напротив было на пару десятков этажей выше, лет на пятьдесят новее и тысяч на пять в месяц дешевле, чем тот дом, в котором жила она сама.

Эви не сводила взгляда с фасада соседнего дома. Независимо от того, в какую рань она начинала свои упражнения, ее привычка «накачиваться» голышом всегда привлекала с десяток зрителей. Правда, Эви еще не решила для себя, как относиться к этому.

Вот и сегодня, несмотря на то, что она приступила к своим упражнениям на полчаса раньше обычного, судя по всему, это не имело никакого значения.

В четвертом окне сверху в третьем ряду слева виднелся любопытный. Он выдавал себя высокоспектральным блеском линз бинокля. Эви напрягла зрение, наводя фокус на парня. Окно тотчас же приобрело необходимую резкость, а весь остальной Манхэттен слился в размытую картину бокового зрения. Эви разглядела лицо — в черно-белой гамме и словно разрезанное на полосы венецианскими ставнями на его окне. На вид парню было где-то за двадцать, и, судя по всему, он был из белых англоамериканцев. Правда, Эви не удалось рассмотреть, что там у него за спиной в сумраке комнаты. Сам парень был вооружен полевым биноклем, британским «восьмидесятым», с установкой ночного видения.

Эви еще несколько раз отжалась, затем снова открыла глаза и навела резкость на парня. Декабрь, а с парня градом катится пот. Эви были хорошо видны его мокрые подмышки и влажный блеск на лбу. Что-то здесь было не так, причем это вряд ли можно было отнести к разряду нью-йоркских странностей.