Аркадий Стругацкий - Летающие кочевники

Их удивила прочность и высота забора. Справа от могучих ворот в забор была вправлена узкая белая дверь без всяких признаков ручки. Смотровое окошечко. Возле — кнопка электрического звонка.

Да Пальха покачал головой:

— Очень странная фазенда. Никаких плантаций вокруг… Кто здесь хозяева?

— Однако, нас не встречают, — Софи прищурилась, решительно протянула указательный палец и надавила кнопку звонка.

За воротами было тихо. Софи позвонила еще раз, потом еще и забарабанила кулаком в обитую металлом дверь. Наконец, послышался скрип тяжелых шагов по гравию и чей-то грубый голос спросил по-португальски:

— Что надо?

— Мы участники гидрологической экспедиции и хотели бы повидаться с хозяином, — ответил да Пальха.

— А зачем он вам понадобился? — спросил тот же голос, с трудом выговаривая португальские слова.

— Вы удивительно любезны, — не выдержала Софи. — Откройте хотя бы эту дверь и посмотрите, кто здесь.

— А я вас вижу, — по-французски ответил человек за воротами. — Итак, что вам надо?

— Немедленно доложите вашему хозяину, что группа ученых хочет его видеть! — резко сказал да Пальха.

Окрик неожиданно подействовал.

— Ладно… Но вам, сеньоры, придется подождать.

Послышались удаляющиеся шаги. За воротами стало тихо.

— Здесь не слишком гостеприимны, — усмехнулся Антуан. — Если б они еще знали, зачем мы тут…

— Помолчи, — прошипела Софи. — У этих стен наверняка есть и глаза и уши.

Прошло несколько минут. Наконец дверь распахнулась. Здоровенный привратник в легкой белой рубашке и шортах цвета хаки попытался изобразить на лице улыбку:

— Сеньор Брусвеен просит пожаловать к нему. Он особенно рад видеть вас, сеньора…

Привратник посторонился, пропуская путешественников. Едва Антуан, шедший последним, переступил порог, дверь захлопнулась со звуком, напоминающим пистолетный выстрел. «Вот мы и в мышеловке», — невольно подумал археолог.

Человек, увидевший зулусский крааль у подножия Эйфелевой башни, несомненно стал бы протирать глаза, правильно предположив, что такое может только присниться. Нечто подобное почувствовали участники экспедиции, очутившись на обширном дворе фазенды сеньора Брусвеена.

Асфальт. Столбы с паутиной электрических проводов. Огромный гараж из его распахнутых ворот выглядывало сверкающее защитной краской рыло «доджа». В глубине двора — странные постройки из бетона, напоминающие доты, в центре — опоясанный верандой двухэтажный дом. Бетон, стекло. Квадратная башня десятиметровой высоты.

И все это в глубине экваториального леса, вдали от обжитых районов бассейна Амазонки.

Софи щелкнула языком:

— Чудеса! Ты не находишь, что мы совершили прыжок в одну из самых цивилизованных стран Европы?

— Чудеса только начинаются… — пробормотал Антуан, внимательно оглядываясь по сторонам.

На веранде их встретил сам фазендейро. Седой тучнеющий человек с высоким, но узким, словно стиснутым в висках лбом и почти прозрачными глазами.

— Харальд Брусвеен, — представился он. — Бесконечно рад встретиться с вами, господа. — Его французский язык был безукоризненным.

Путешественники в свою очередь отрекомендовались. Брусвеен церемонно склонился над рукой Софи. Его коротко подстриженные усы и густые брови были совсем белыми.

— Прошу, — Брусвеен распахнул двери, ведущие с веранды в просторный холл. — Здесь ванны. Освежитесь с дороги, а я отдам некоторые распоряжения. Живу отшельником, — продолжал он, разводя руками, — и, по правде сказать, не уверен, что смогу достойно принять таких неожиданных и приятных гостей.

— Не беспокойтесь, мсье Брусвеен, — сказал Антуан. — Мы только хотели спросить вас кое о чем. Это займет не часы, а минуты.

— Часы радости короче безразличных минут. В гилее не принято отвергать гостеприимство. Вы, господа, обидите старика, если откажетесь разделить скромную трапезу.

В манерах Брусвеена было что-то старомодное, милое… Кроме того, непринужденный разговор за столом мог пролить больше света на таинственную историю. Да Пальха переглянулся с Антуаном и решил принять приглашение.

Через полчаса, после прохладного душа, гости сидели за большим полированным столом, заставленным бутылками и множеством ароматных закусок.

Подняв первый бокал за встречу и знакомство, хозяин объявил, что уже более четверти века не был в Европе. Он — добровольный затворник и давно при шел к выводу, что человек остается человеком лишь тогда, когда находит способ уйти от политики.

— Я не выписываю газет и редко слушаю радио… — продолжал Брусвеен. — Получаю только специальные журналы. Что же касается предмета моих исследований — экваториальной флоры, то стоит выйти за порог дома — и гилея одаривает своими чудесами.

— Вы ботаник, мсье Брусвеен? — поинтересовался Антуан.

— Да, мсье, так же, как и мой отец, профессор Пер Антон Брусвеен. Мадемуазель, я рекомендую вам это вино. «Шато Марго» 1940 года. Виноделы считают этот год превосходным…

— Для французских виноделов этот год был черным, — заметил Антуан.

— Именно тогда я навсегда распрощался с Европой, — быстро сказал Брусвеен. — Кровь, насилие, кипение политических страстей — это не для меня. Я укрылся в гилее, как в монастыре, и не пожалел.

«Брусвеен, Брусвеен, — думал Антуан. — Откуда мне известна эта фамилия? Я никогда не интересовался ботаникой. Статей его я не мог читать. Откуда же я знаю эту фамилию?.. Кажется, от бразильской жары я перестаю соображать…»

— Я только ученый, — продолжал хозяин, — и поклоняюсь одному владыке — хлорофиллу. Меня куда больше занимает трансформация его зерен, нежели трансформация политических режимов. Кстати, вы случайно не родственник профессора Пьера Симона Берже?

— Он мой отец, — поклонился Антуан.

В прозрачных, как льдинки, глазах Брусвеена мелькнуло что-то похожее на изумление.

— Вот как… — протянул он. — Ваш отец был великим ученым.

«Вспомни, ну вспомни же! — приказывал себе Антуан. — Ты должен вспомнить. Этот странный человек имеет отношение к твоей собственной судьбе. Откуда он знает отца? Тот прославился открытиями в области ядерной физики именно в годы войны, уже когда Брусвеен, по его словам, жил затворником в Бразилии. Отец погиб в застенках гестапо в сорок четвертом…»

Внесли дымящееся, остро пахнущее блюдо.

— Вкусно, — похвалила Софи, пробуя огненную смесь из тушеной зелени, рачков и рыбы, обильно сдобренную красным перцем.

— У вас вкус настоящей бразильянки, — вежливо сказал да Пальха. Каруру — наше любимое национальное кушанье, так же как у вас… гм… лягушки…

— Ненавижу лягушек, — отрезала Софи.

Подали кофе, ликер.

Решив, что наступил подходящий момент, да Пальха стал объяснять Брусвеену причину визита.