Юрий Астров - Крылья

Ладно, пошли дальше. Улика-трава, васильки, ефилия, сорочий щавель, хмель, прострел-трава, песий язык, канупер, чеснок, ятрышник, колюка… Так! Колюка… «Траву колюку следует собирать только в Петровки, не иначе как по вечерней росе, а хранить в коровьих пузырях, не то потеряется добрая половина ее волшебной силы. Колюка придает необычайную меткость ружью. Если его окурить такой травой, ни одна птица не улетит из-под выстрела». Во, тля! А где мне коровьи пузыри брать? Елки-метелки!

Что еще? Прикрыш, черт бы его побрал! Так… Сон-трава, одурь, белена, дрема, мелисса, дягиль, репа… Репа?! Тоже, что ль, волшебная? Петунья, хеноник, блекота, барвинок, бузина, попутник, крапива, подсолнечник, прикрыш-трава… Вот! «Прикрыш-трава используется против злых наговоров на свадьбы. Когда невесту приведут от венца в женихов дом, знахарь забегает наперед и кладет эту траву под порог. Молодую заранее предупреждают, чтобы она при входе в свое новое жилище порог перепрыгнула. Если все обойдется честь честью, то жизнь молодухи в мужниной избе будет идти мирно и счастливо, и коли на чью голову и обрушится злое лихо, так это на тех, кто умышлял против счастья молодоженов. Собирают прикрыш-траву в осеннее время — с Успеньева дня до Покрова-зазимья, покрывшего землю снегом, а девичью красу — мужиком».

Да что за черт! Мне что, полгода только травку собирать? Мало того, что непонятно, что это за трава такая — прикрыш, так еще с июня до октября сенокосом занимайся!

Так… разберемся с девясилом. Петровы батоги, богатка, не тронь меня (во, а это еще что такое?), потогон, почечуйник, приворот, чернобыльник, парамон-трава, мудя-трава… Это, конечно, интересно… Овечий свороб… Колуй… Зяблица… Расперетьица… Марья-Магдалина… Обратим… Кукоос… Девясил. «Сорвать его надо на Аграфену-купальницу, высушить, истолочь и перемешать с росным ладаном, после сделать ладанку и носить вместе с крестом на гайтане девять дней, а после этого зашить в платье любимой особы, но так, чтобы ей было невдомек. Действие девясила оттого так велико, что он заключает в себе девять чародейских сил». Ну, хоть эту-то травку я знаю!

А как быть с остальными?

Тут без Салихвоновны не обойтись!..

Семен Орестович, уже по обычаю, взял литр, закусь (под луковицу пусть ее ведьмы пьют!) и пошел к бабульке…

Выпили, закусили, начали беседу.

— Когда я ишшо в ведьмах-то ходила, у меня энтих трав-то было видимо-невидимо… Да, небось, и сейчас-то полон чердак! Я кажную травку знала… В молодые годы-то… А сейчас… Ладно, нечего тебе цельных полгода ждать, дам я тебе травы, мешка два дам, там тебе и прикрыш, там тебе и колюка, и девясил и чего хошь… и симтарин энтот есть… как не быть-то… Только вот такая проблема… Я глазами слаба стала, да и траве этой лет шестьдесят… Ты не думай! Она силы-то не теряет… Только там все сено-сеном… Так что как ты из этого положения выходить-то станешь… Надо подумать… Погоди, ты пока не наливай, а то думать нечем будет… Так… полночь… месяц в ущербе… в подполе… не должно бы блокировать… Ты послушай, чего я надумала! Бери ты обы-два мешка, да и лезь в подпол-то! Там, в чувалах-то, твои травки ничего не блокирует, ну, не мешает их действию… Так что домовой, чай, и сам разберется, что к чему и зачем ты к нему припожаловал. Только вот что… Ты, окромя мешков-то кроповяных, возьми с собой кус хлеба с солью да пол-литра самогону. Он к этому весьма привержен… Не случайно ведь с некоторых пор из беса-доможителя ужасного стал домовым жителем… Суседком то есть! Водочкой его люди купили, водочкой… Это ведь только без ума водка — грех, а с умом — пригодится для всех… Ну, лезь на горище, а завтра к ночи готовься, месяц как раз на ущерб пошел… Да «Отче наш» задом наперед на бумажку напиши, а то небось забудешь с непривычки-то…

Едва Семен произнес следующую абракадабру: «Оговакул то сан ивабзи он еинешукси ов сан идевв ен и мишан мокинжлод…» и стал переводить дыхание, чтобы продолжить заклинание, в углу подвала раздался осторожный кашель, а затем тихий шепелявый голосок: «Ну, и хватит, чего уж там, хватит болботеть-то! Вот он я!».

Семен Орестович резко обернулся, хотя ему страшно мешали чувалы с сенной трухой, в которую превратились бабкины травы за шестьдесят лет усушки и утруски на ее чердаке, — но никого не увидел.

— Кто тут? — бесстрашно крикнул он, клацая зубами.

— Не, ну ты вааще оборзел! — обиженно сообщил ему тот же голосок. — Враскоряку надо, и меж ног!

Семен стал враскоряку, нагнулся и посмотрел в угол промеж ног. В углу сидело нечто… кот — не кот, пес — не пес, а вроде бы маленький лохматый человечек смотрел на него из угла вприщур и чуть улыбаясь, — ну, прямо как Владимир Ильич на елке в Горках. Семен уронил мешки, сверток с плащом и сел на пол. Человечек исчез. Посидев так минуты две, наш герой осторожно спросил:

— Кина не будет?

В углу что-то заливисто расхохоталось:

— Молодец! Будет тебе кино!

— А что, мне теперь все время на тебя через Житомир смотреть? — поинтересовался Семен.

— Да нет, это не обязательно! — успокоил его знакомый голосок, и человечек снова появился. На этот раз — рядом с гостем. Сидя на корточках, домовой рылся в бабкиных мешках, перебирая сенную труху и комментируя обнаруженное, причем делал это с первомайским пафосом и неумеренной жестикуляцией. «Если бы он был лысый — вылитый бы Никита на трибуне ООН вышел!», — почему-то подумал Семен.

Между тем человечек не умолкал:

— Трава кавыка растет на пашнях и при полниках, собою в стрелу и выше, коловата, хохлата, по неи шляпы что шипьи, что иглы колется, не дастся простой рукою взять. Та трава угодна в дому держать и хоромы ставить на ней. А когда скотина вертится, положи с воском в шерсть и отыдет нечистый дух. И от черной болезни добра.

Затем, отшвырнув сухой прутик загадочной кавыки и взяв в руки листики неизвестного происхождения, человечек продолжал:

— Есть трава на земли именем иван, растет в стрелу, на неи два цвета: один синий, а другой красный, а листочки махинькие, как лепешки, по сторонам, и растет на старинных превеликих реках. Та трава всем травам царь: кто умом рушится, носи при себе, или кто издалека посекся; а корень — кто хощет избежать худым конем у доброго — тот корень держи при себе, и уедешь.

С этими словами он отряхнул шерстистые ладошки о шести пальцах, взял из мешка какую-то недлинную и тонкую травиночку и продолжил:

— Есть трава змеина, собою тонка, растет ничком по земли, цвет белой, мала, едва знать с землею. Хорошо с нею до чего коснется просить у людей, все сделается в твою пользу. Если будешь просить у мущины, то положь ту траву по правую пазуху, а если у женщины — то по левую.