Спайдер Робинсон - Звездный танец

— Возможно, — мягко предложил Чен, — земные ученые смогли бы генетически изменить дар чужих?

— Нет, — категорически ответил Гарри. — Не существует способа дать услышать симфонию и показать закат солнца зародышу, который настаивает, что останется в матке. Облако симбиота над Титаном принадлежит каждому человеку по праву рождения, но сначала они должны заслужить его тем, что согласятся родиться.

— А чтобы сделать это, — согласился Рауль, — они должны будут оторваться от Земли навсегда.

— В этой концепции есть привлекательная симметрия, — задумчиво сказал Чен.

— Черт возьми, да, — сказал Рауль. — Нам следовало ожидать чего-то подобного. Вся эта история с адаптацией в невесомости, которая возможна, но необратима… смотрите, в момент вашего рождения за один миг произошло потрясающее чудо. Минуту назад вы были, по сути, рыбой, с рыбьей двухкла— панной системой кровообращения, паразитировали на матке. Затем мгновенно щелкнул переключатель. Хоп-ля, и вы превратились в млекопитающее, в самостоятельное существо с четырехклапанным сердцем.

Вы совершили огромный и необратимый физиологический скачок на новую ступень эволюции. Он сопровождался болью, травмой и потоком данных, поступающих от органов чувств, о которых вы и не подозревали. Почти сразу же целая куча бесконечно более развитых существ, находящихся в том же самом затруднительном положении, начинает пытаться обучить вас общению. «Привлекательная»? Да эта чертова симметрия просто сногс— шибательна! Ну теперь-то вы начинаете понимать, почему мы кричали? Мы находимся в самом разгаре этого процесса — а все младенцы кричат.

— Я не понимаю, — пожаловалась Дмирова. — Вы будете способны жить нагими в космосе, но как вы сможете перемещаться куда бы то ни было?

— Давление света? — предположил Чен.

— Симбиот может разворачиваться в световой парус, — согласился я, — но есть и другие силы, которыми мы сможем воспользоваться, чтобы по— пасть, куда захотим.

— Векторы гравитации?

— Нет. Ничего из того, что люди могли бы обнаружить или измерить.

— Абсурд, — фыркнула Дмирова.

— Как чужие попали сюда? — мягко спросил я, и она покраснела.

— Из-за чего мне так трудно поверить вашему рассказу, — сказал Чен, — так это из-за фактора невероятности. Очень многое из того, что привело к вашему прибытию сюда, было чистой случайностью.

— Доктор Чен, — прервал я его, — знакомы ли вы с пословицей, которая говорит: «Судьба дает нам пинок, а летим мы сами»?

— Но тысячи вещей могли сложиться вместе совсем по-другому и не дать совершиться ничему из этого.

— Сорок пять вещей сложилось, чтобы это все произошло. Супервещей.

Или вы думаете, что чужие случайно появились в этой системе в тот самый момент, когда Шера Драммон начала работать на Скайфэке? Что они случайно переместились к Сатурну, когда она прибыла танцевать на Скайфэк? Что они случайно оказались рядом со Скайфэком в тот момент, когда Шера должна была вернуться на Землю навсегда, в момент крушения планов? И прежде всего что все это путешествие к Сатурну случайно оказалось возможным? Что касается меня, мне непонятно, что они делали там, в направлении Нептуна, в первый раз, когда они появились. — Я обдумал эту мысль. — Придется отправиться посмотреть.

— Вы не понимаете, — резко сказал Чен, затем овладел собой. — Общественность не знает, но шесть лет назад наша планета чуть было не по— гибла в ядерной катастрофе. Случайность и удача спасли нас — никакие чужие не пришли нам на помощь. Заговорил Гарри:

— Знаете, что делает беременная крольчиха, если условия не благоприятны для рождения? Впитывает зародыши обратно в матку. Просто обращает процесс, заново использует ингредиенты и делает новую попытку, когда условия становятся лучше.

— Не понимаю.

— Вы когда-нибудь слышали об Атлантиде?

Лицо Чена приобрело цвет пенковой трубки, а остальные — кто замер с открытым ртом, у кого перехватило дыхание.

— Процесс идет циклами, — сказал я, — как родовые схватки, нарастающие к пику. Они происходят с интервалом минимум четыре-пять тысяч лет — столько времени назад были построены Пирамиды — и с максимальным интервалом в двадцать тысяч лет.

— Иногда схватки становятся довольно тяжелыми, — добавил Гарри. — Когда-то между Марсом и Юпитером была планета.

— Боже мой, — выдохнула Дмирова по-русски. — Пояс астероидов…

— А Венера наготове на тот случай, если наша раса окончательно потерпит неудачу, — согласился я. — Всего лишь уменьшить атмосферу, засеять во— дорослями и ждать. О Господи, ну у них и терпение должно быть.

Еще раз возникло продолжительное и ошеломленное молчание. Теперь они верили, они все, или начинали верить. Следовательно, им нужно было перераспределить в другом порядке буквально все, что они когда-либо знали, заново перестроить все существование в свете новой информации и попытаться определить, в связи со всей этой путаницей, кто же, собственно, есть они сами. Они много лет существовали исходя из аксиом, глубоко укоренившихся во времени, которые теперь надлежало пересмотреть, то, что они вообще оказались способны воспринять информацию и думать, явно говорило, что каждый из них обладал сильным и гибким умом. Вертхеймер сделал хороший выбор; ни один не был сломлен, не стал отрицать правды. И не впал в каталепсию, как мы. Конечно, они не находились при этом вовне, в открытом космосе, серьезно обдумывая, не снять ли р-костюм. Но, с другой стороны, на них лежала ответственность, которой не было на нас; они представляли планету.

— Значит, вы намерены, — медленно произнес Силвермен, — сделать это?

Шесть голосов ответили хором:

— Да.

— Без промедления, — добавил я.

— И вы уверены, что все, что вы сообщили нам, правда? Что чужие ни в чем не солгали, ничего не скрыли? — Силвермен осторожно отодвигался от остальных дипломатов.

— Мы уверены, — сказал я, снова напрягая тело.

— Но куда вы отправитесь? — вскричал Де Ла Торре. — Что вы будете делать?

— То, что делают все новорожденные. Мы будем исследовать нашу детскую. Солнечную систему.

Силвермен внезапно оттолкнулся от стенки и перелетел к пустой четвертой стенке.

— Мне очень жаль, — сказал он печально. — Ничего такого вы не сделаете. В руке у него была маленькая «беретта».

В другой руке у него был калькулятор. По крайней мере этот предмет выглядел как калькулятор. Но я с самого начала знал, что это, и боялся его больше, чем пистолета.

— Это, — сказал Силвермен, подтверждая мое предположение, — передатчик с коротким диапазоном. Если кто-то внезапно приблизится ко мне, я использую его, чтобы включить радиоуправляемые заряды, которые я разместил здесь во время полета. Они повредят компьютер корабля.