Кеннет Балмер - Мир демонов

Открытие существования снаружи животных, Сканнер, которого он видел, взволновало его и наполнило его любопытством и благоговением. Он хотел выйти наружу и исследовать, знать, узнать больше и больше об этом мире, в который он был заброшен с беспечной непоследовательностью рабочего, отбрасывающего обрывок ненужного материала.

Поверх всего этого, как дымка, которая, как ему рассказывали, окутывала Внешний Мир, расплывчатое желание узнать свою сущность ослабло и растаяло. Он уже давно прекратил попытки выбить из своего сопротивляющегося мозга секрет его личности, его памяти, его пропавших знаний.

Теперь все это лежало в прошлом, в другом мире, в который у него не было желания возвращаться. Он не был человеком Аркона, но Бессмертное Существо было достаточно милостиво и дало ему еще один шанс, второе рождение, и ему повезло теперь стать одним из Аркона. И смиренная благодарность, которую он испытывал, поддерживала его при мысли о возможных потерях.

Никакая другая раса не может быть так прекрасна, как люди Аркона. Он слепо верил в это.

Его обучение быстро продолжалось. Не без улыбки Делла постановила, что он должен полностью пройти стандартный школьный курс, который обычно занимал у детей Аркона шесть лет. Стэд прошел все это за один семестр, за сто девятнадцать дней.

— А теперь ты можешь начать узнавать о жизни.

— Узнавать о жизни… или познавать Жизнь? — спросил Стэд, уже начав ориентироваться в этом новом мире.

— Все в свое время. Не забывай про Сканнера.

— Вряд ли у меня это получится. Должен сказать, что Карджил действовал отлично.

— Это его работа, — сказала Делла бесцеремонно. Но Стэд не преминул заметить, с каким теплом она приветствовала солдата в последние дни, и молчаливое согласие на его присутствие на каждой прогулке, которую они совершали вместе. — Он просто выполняет свою работу, присматривает за тобой.

На сто двадцатый день после того, как его обнаружили, Стэд предстал перед Капитаном.

Несмотря на растущее чувство уверенности, он не смог подавить моментальную нервную дрожь. Все же, Капитан стоял настолько выше простых смертных, насколько Контролеры были выше рабочих. Делла терпеливо объяснила, что Капитан и его Команда смертны. Но для Стэда мысль о том, что они все-таки переживают обычный распад человеческого тела, не могла быть отброшена с помощью простой веры. Смерть, как он теперь понял, была неприятно постоянной вещью для всех, кроме тех людей Аркона, кто безупречно действовал на благо Аркона и для Капитана.

Остальные — все люди других империй и федераций — конечно, были обречены с момента их рождения. Только люди Аркона могли быть спасены, но для чего спасены, этого не знала даже Делла. Лучший мир с лучшими зданиями, где не нужно добывать пищу и работать. В это верят низшие классы.

— А вы? Контролеры?

Она состроила недовольную гримасу.

— Некоторые Контролеры — Саймон один из них — не верят больше ни во что. Когда ты умираешь, ты мертв, говорят они.

— И это, к тому же, вполне разумная и гигиеническая вера, — сказал, входя, Саймон. Его морщинистое лицо светилось от новостей. — Мы называем это Научный Рационализм. Он вытеснит мистическую веру наших предков, и от этого мы не станем ничуть хуже или менее благородней!

— Ну, я не знаю, — сказала Делла. Ее родители были строги в соблюдении деталей ритуала, в должном вознесении хвалы и благодарностей Бессмертному, в точном соблюдении всех Дат. — За этим миром, который мы знаем, должен быть еще какой-то смысл и разум.

— Что ж, если он и есть, ему придется подождать, — сказал Саймон резко. Стэд, оденься как можно аккуратнее, тщательно выбрейся, чуть-чуть одеколона, чистые ногти. Ты еще во многом школьник с грязной шеей. Капитан призывает тебя сегодня после обеда!

Приготовления прошли в суматохе. Он не мог даже предполагать, чего ожидать ему и чего ожидали от него. Все его попытки вытянуть что-нибудь из Деллы или Саймона натыкались на молчание, веселое, терпеливое молчание, проявлявшее их научное образование. Он даже попытался выкачать что-нибудь из Карджила, но был встречен молчанием еще более суровым, более военным, менее веселым.

Ярко окрашенный электромобиль, украшенный личной эмблемой Капитана вертикальный клин с двумя маленькими клинышками, свисающими вниз под углом сорок пять градусов — подъехал за ними и на скорости помчался по улицам лабиринта, вниз по рукотворным спиральным склонам, глубоко вниз и в просторное помещение, где под потоком почти невыносимо яркого света от множества электрических ламп зеленел мох.

— Здесь мы находимся в самой нижней, наиболее важной и роскошной части лабиринта, — сказал Саймон. Даже несмотря на его непроницаемую отрешенность ученого, он заметно вспыхнул от великолепия окружающей обстановки. Отвесные стены поднимались на сотню футов, и это почти — почти, но не совсем, как сказал Карджил, — вызывало паническое чувство отсутствия крыши, которое даже самых сильных людей может довести до полного идиотизма.

— Только Форейджеры, кажется, способны отбросить на время это чувство, и даже они не могут вынести слишком много экспедиций во Внешний Мир.

Стэд читал о болезни, называемой «Чувство отсутствия крыши», в медицинских книгах и не хотел ни сейчас, ни потом испытывать ее.

Они вышли из машины и прошли между плещущимися фонтанами по направлению к овальному проходу, сквозь который блистали оранжевые и голубые электрические огни. Обстановка здесь демонстрировала все искусство, красоту и вдохновение человеческой расы в наиболее великолепных проявлениях. Контрфорсы и опоры, несущие арки, колонное великолепие здания красноречиво говорили о годах изнурительного труда, о бесконечном множестве людей, посвятивших себя этому. Здесь можно было почувствовать и увидеть, как построенные людьми сооружения сгибаются, выдерживая на научных и великих в архитектурном плане конструкциях всю тяжесть и давление мира. Здесь никогда не будет провала. Здесь никогда не обрушится потолок. Здесь человек построил себе самое безопасное, уютное, наиболее великолепное и блистательное убежище в мире.

— Моя душа согревается каждый раз, когда я вижу покои Капитана, — сказал Саймон, и его лицо тоже сияло не только от отраженного электрического света.

Они прошли через овальную дверь.

Здесь царила роскошь. Быстро, но в соответствии с этикетом, их провели через множество комнат, устланных мягкими коврами, сверкающих мириадами огней, украшенных картинами, настенными росписями и красками, которые ослепляли своим великолепием, и в конце концов почти отключали все чувства, погружая человека в неизмеримые глубины наслаждения. Бронзовые двери со стуком распахнулись перед ними, как двойной удар гонга.