Джулия Джонс - Чародей и Дурак (Книга Слов - 3)

Вид у Кропа был виноватый. Баралис догадывался, что слуга не все рассказал ему о чудесном воскресении Джека. Ну ничего, он допросит Кропа потом. Теперь надо принимать меры.

- Оружие у него есть?

- Нет, хозяин. Я снял и меч, и нож у него с пояса, как вы велели. Кроп неуклюже крутил большими пальцами. - Только кольчуга на нем осталась я хотел и ее снять, да забыл.

Все мысли покинули Баралиса - зелье впилось шипами в его мозг. Сердце заколотилось, в глазах потемнело, и пришлось ухватиться за Кропа, чтобы не упасть. Потом все прошло. Баралис принял всего щепотку, но это снадобье столь сильно, что опасно даже в малых дозах. Зато оно дает возможность прибегнуть к магии - один раз, не больше. Обыкновенно Баралис ни за что не воспользовался бы таким тяжелым и вредоносным средством - но, узнав, что Джек не умер, он понял, что выбора нет. Ворожба, которую он излил двое суток назад, исчерпала его телесно и духовно, и теперь приходилось хвататься за что угодно, лишь бы обрести силу хотя бы для краткого выплеска чар. Щадящее врачевание требует времени, а времени больше нет, раз Джек бродит по дворцу.

Зато Джек временем обладает - в полном смысле этого слова. Он уже дважды обратил его вспять. Сперва горелые хлебы, потом он сам. Ученик пекаря был мертв - по крайней мере ничем не отличался от мертвеца, - но ожил, и на теле у него нет ни ран, ни рубцов. Должно быть, магический заряд уже скопился у него на языке в миг его смерти и излился наружу вместе с последним дыханием.

Баралис проклял собственную немощь. Будь он покрепче, он уловил бы, что со временем что-то нечисто. Он ожидал чего-то необыкновенного страшного толчка, от которого заколебались бы стены, - а магия Джека водила себе иглой потихоньку, вышивая свой узор две ночи и один день. Она работала неслышно, как тень - и Баралис ее не заметил.

Баралис выпрямился во весь рост, испытывая действие снадобья. Слабость прошла: он чувствовал теперь и отзвуки магии, и неестественный изгиб времени. Все его чувства обострились, а ум стал резок, ясен и смертоносен, как зазубренное стекло.

- Из подвала ты сразу пришел сюда? - спросил он Кропа. - Не торчал во дворе, чтобы поглядеть на птиц?

Ему нужно было знать, долго ли Джек пробыл один.

- Нет, хозяин, я отдал Джеку письмо и сразу...

- Письмо?

Кроп окончательно приуныл.

- Да, от его матери. Она просила меня отдать Джеку письмо, если Ларн падет.

- Что?!

- Люси, выгребальщица золы. Она просила меня хранить письмо, пока...

- Что было в этом письме?

- Не знаю, хозяин, я не глядел.

Баралис прищурился. Бесполезно выяснять содержание письма, но кое-какую службу оно может сослужить.

- Какое оно было с виду?

- Как всякое письмо, хозяин.

- Запечатано? Свернуто в трубочку, сложено, перевязано шнурком?

- Сложено, с темно-красной печатью.

Баралис подошел к письменному столу, взял первый попавшийся пергамент, сложил его и накапал на сгиб кроваво-красного воска.

- Вот такое? - спросил он, показав бумагу Кропу.

- Точно такое, хозяин, - закивал тот.

- Хорошо. Пойдем со мной.

Джек дошел до конца хода. По ту сторону стены брезжил свет - как видно, там горели факелы. Джек понятия не имел, та ли это дорога, которую указал Хват, и безмолвно взмолился Борку: "Прошу тебя, сделай так, чтобы там не было часовых!"

Легкое нажатие на стену - и камень сдвинулся с места. В щель хлынули тепло, свет и свежий воздух. Джек опешил. Жар крови и мрак погрузили его в полудрему, а теперь его словно подняли с постели среди ночи.

Он сразу понял, что это не та дверь: перед ней не было занавеса. Джек вышел в коридор, ступив ногой на мягкий шелковый ковер.

- А-ай!

Джек обернулся на шум и оказался лицом к лицу с женщиной в зеленом атласном платье. Какой-то миг они смотрели друг на друга, потом женщина набрала в грудь воздуха.

- А-афф...

Джек зажал ей рот. Его органы чувств едва справлялись с рухнувшей на них ношей. Весь последний час они пробавлялись самой скудной пищей и с трудом переносили столкновение с материальным миром. Весь дрожа, опасаясь чьего-либо появления, Джек затащил брыкающуюся женщину в потайной ход. Он приставил нож к ее горлу, но тут же понял, что убить не сможет. Он оторвал клок от ее платья. Женщина смотрела на него расширенными от ужаса серыми глазами. Что-то в рисунке ее скул напомнило ему о Тариссе.

- Я не сделаю вам ничего плохого, - мягко сказал он. - Просто хочу, чтобы вы помолчали. - Он уже скомкал лоскут в кулаке, готовясь заткнуть ей рот, но решил сделать кляп наполовину меньше - он не хотел, чтобы она задохнулась.

Занимаясь этим, он чувствовал всем своим существом, как уходит время. Вставив кляп, он связал женщине руки за спиной, вынув ленты у нее из волос.

- Вы уж простите, - сказал он, туго затягивая узел. - Ни на что другое времени нет.

Женщина только сверкнула глазами.

Джек вышел в светлый дворцовый коридор и закрыл за собой облицованную камнем панель. Он быстро глянул в обе стороны. Коридор насчитывал не более тридцати шагов в длину, и в правой стороне его было две двери. Ковер обрывался у второй двери и тянулся в другую сторону до пресечения с другим, еще более роскошным. Голос крови почти умолк: столкновение с женщиной и яркий свет в коридоре нарушили нестойкое равновесие чувств.

Но то, что осталось, подтверждало догадку Джека; покои Кайлока находятся там, куда ведет тот искусно вытканный ковер.

С бьющимся сердцем Джек помчался по коридору. Кайлок был совсем близко.

У поворота Джек замедлил шаг и прижался к стене. Задыхаясь, с трясущимся в руке ножом, он выглянул за угол. Там был другой коридор, чуть длиннее этого и всего с одной дверью. С великолепной двойной дверью - по обе ее стороны горели факелы, и у каждого факела стоял часовой.

Вход, достойный короля.

Джек оглядел часовых. У обоих на поясе висели мечи, а в руках они держали алебарды. Нелегкий предстоит бой.

А впрочем...

Джек прикрыл глаза и попробовал сосредоточиться на их оружии. Мысль, пролетев по воздуху, скользнула к двери. Джек ощутил жужжание заряженных частиц, проник в особую, ни с чем не сходную пульсацию стали. Точно урок в хижине Тихони: ощутить материю, проникнуть в нее и изменить ее природу изнутри. Мысленно слившись с пульсацией металла, Джек проник внутрь и попытался нагреть сталь. Но он не испытывал гнева, и нечем было зажечь искру. Без сильных переживаний Джек не мог обойтись.

Он вызвал в уме старый образ Роваса, лапающего Тариссу, и картина не замедлила явиться. Контрабандист обнимал Тариссу за талию, но это зрелище больше не трогало Джека. И он понял почему: это был фальшивый образ, порожденный его больной ненавистью. Никогда Тарисса не уступила бы добровольно ласкам Роваса - теперь Джек твердо знал это. Время и расстояние позволили ему увидеть вещи в их настоящем свете. Тарисса не пыталась поймать его в силки - она любила его по-настоящему. Знать бы ему это в тот день, когда он ее покинул, когда она стояла перед ним на коленях и умоляла взять ее с собой...