Джулия Джонс - Измена (Книга Слов - 2)

XII

Хват очнулся, чувствуя тупую боль в плече. Он попробовал повернуться, но легче не стало. Если не считать боли, он был устроен довольно удобно: лежал на соломе, не слишком свежей, но и не грязной, в каком-то теплом полутемном помещении, где явственно пахло лошадиным навозом. Если он был в конюшне, то не желал об этом знать. Лошади не относились к числу его любимых животных.

В памяти начали оживать недавние события. Надо же было свалять такого дурака - пырнуть ножом Тугосумку! Где были его мозги? И где, собственно говоря, его котомка? Хват мигом открыл глаза и стал осматриваться. Котомки нет и следа - и, что еще хуже, он действительно в конюшне. Все разгорожено на стойла, и на гвоздях, словно святые реликвии, висят уздечки, мундштуки и прочая лошадиная сбруя. А эти чертовы твари дышат вокруг и всхрапывают.

Когда он попытался встать, плечо прошила боль. Левая рука повисла плетью - видно, что-то не в порядке с сухожилиями. Все вернулось: человек с ножом, лезвие у горла, пришедший на выручку Таул. Хват ощупал горло. Оно было завязано, и что-то скверно пахнущее, но не иначе как целебное просочилось сквозь бинты.

Дверь конюшни открылась, и вошел Таул. Хват, накануне видевший его только со спины, был поражен произошедшей в рыцаре переменой. Таул был бледен, и под глазами появились темные круги.

- Как ты тут? - спросил он, складывая на пол какие-то горшочки и свертки. У Хвата одно было на уме.

- Где моя котомка?

- Должно быть, у Тугосумки осталась. - Таул крепко взял Хвата за плечи и усадил. - У тебя левая рука вывихнута.

- Надо пойти и забрать ее. Там целая куча золота.

Таул, не слушая, взял запястье Хвата и сильно дернул, другой рукой вправил ему руку на место.

Хват, не ожидавший такой подлости, громко завопил.

Боль была нестерпимая. В глазах у него помутилось, и голова пошла кругом. Но котомка не покинула его мыслей.

- Весь мой запас пропал. Сколько месяцев я его собирал... А-ай! вскричал он, шевельнув больной рукой. Лучше пока не пользоваться ею, раз ее только что водворили на место. - Сколько месяцев! Надо вернуть котомку.

- Ты туда больше не пойдешь, - возразил Таул.

- Тогда пойди ты.

- Если я и надумаю вернуться туда, то по своему делу, а не по твоему, - отрезал Таул, и Хват, не решаясь нажимать, попробовал другой путь.

- Они давали тебе яд.

- Да, я так и подумал, когда прохворал два дня кряду.

- Это Блейз их подговорил.

- Что ж, разумно, - с усталым безразличием проговорил Таул. - Хотя я сомневаюсь, чтобы он велел Тугосумке уморить меня, - она, как видно, перестаралась. Не очень-то красиво колошматить человека, который едва держится на ногах.

Хват впервые осознал, что Таул очень болен. Он тут, как младенец, хнычет над своей рукой и горлом - а рыцарю небось уже дали столько яду, что на всех шлюх в борделе хватило бы.

- На вот, поешь, - сказал Таул, подавая ему свежий хлебец, - тебе надо поправляться.

- А ты? Тебя ведь отравили!

- Ничего. Я спохватился как раз вовремя.

- Почем ты знаешь?

Рыцарь, продолжая разворачивать покупки, долго не отвечал и наконец сказал тихо, не поднимая глаз:

- В Вальдисе я много узнал о ядах. Как распознавать их, как лечиться. Тугосумка пользовала меня болиголовом - на такое только новички способны. Щепотки его листьев довольно, чтобы убить человека, - а ведь Блейз хотел, чтобы я обессилел, но не умер. Я в первое же утро понял, что дело неладно. В Вальдисе нас учат следить за собой. Я почувствовал, как что-то разъедает мой желудок, и тут же принял древесный уголь.

- Глотать уголь! - скривился Хват.

- Если его правильно приготовить, он действует как рвотное, расщедрился на улыбку Таул.

- Ну да, я слышал, как тебя выворачивало, - кивнул Хват.

- Я избавился от яда, прежде чем он успел мне навредить. Еще одно, чем я обязан Вальдису. - Рыцарь поднес ко рту ломоть хлеба, но так и не надкусил его. Хват видел, как дрожат его руки. То, что Таул ухитрился вызволить его из борделя, казалось прямо-таки чудом. - Но похоже, Блейз получил то, что и хотел: слабого противника.

- Уж не собираешься ли ты после всего этого драться с ним? - ужаснулся Хват. - До боя осталось всего два дня. Твое здоровье не позволяет.

- Ты мне не нянька. Я дал слово и сдержу его.

Хват ни в коем случае не мог этого допустить. Ясно же, что Таулу не выстоять против герцогского бойца. Блейз здоров как бык, а Таулу в пору лежать в постели. Это самоубийство! Настало одно из тех редких мгновений, когда без правды не обойтись. Хват набрал в грудь воздуха.

- Вот что - я пойду к Блейзу и скажу, что бой отменяется. Это я подбил Тугосумку заманить тебя на встречу с ним. Я это все и придумал. - И Хват съежился в ожидании головомойки. Но Таул ответил мирно:

- Теперь это уже не важно, Хват. Уговор дороже денег. Хват ощутил острый приступ вины - а он-то думал, что навсегда отделался от нее.

- А если он тебя убьет?

- Лучше уж смерть, чем бесчестье. - Сказав это, Таул тут же пожалел о своих словах и рывком встал. - Поешь и отдыхай. Я вернусь засветло.

- Это тебе нужен отдых.

Таул открыл дверь.

- Мне много чего нужно, Хват. Вот теперь, к примеру, мне надо выпить. - Щеколда упала, и Хват остался один.

Бэйлор, главный управитель герцога, сидел в самой уютной комнате дворца - в своей. Уже семнадцать лет, с тех пор как стал править нынешний герцог, в Брене считалось неприличным обставлять свои покои с большей роскошью, чем его светлость. Придворным от этого приходилось туговато, ибо герцог был человек суровый и во всем любил простоту.

Впрочем, он иногда не прочь был пустить пыль в глаза. Дворец при нем приобрел невиданное прежде великолепие: два красивых новых двора, купол, фонтаны и витражи. Все это должно было скрыть другие, фортификационные улучшения. Амбразуры из поперечных переделали в продольные, четырехугольные башни снесли и заменили их круглыми. Крыши сделали более крутыми, а зубцы на стенах укрепили железом. Да, склонности герцога были просты: наступление и оборона.

И женщины.

Бэйлор подошел к окну. Его прикрывали деревянные ставни, но крепкие, специально отлитые петли могли бы выдержать и железные. Дамам железные ставни не нравятся - но с дамами не очень-то считаются в Брене.

Пора было заняться делом. В последнее время Бэйлор заметил, что герцогу быстро надоедают женщины, которых ему приводят. Все они были красивы - некоторые даже очень, - все молоды и сговорчивы, и почти все получили какое-то образование. Обыкновенно Бэйлор не стал бы возражать против непостоянства его светлости - ведь то, от чего герцог отказывался сегодня, назавтра переходило к управителю, - но герцог стал раздражителен и упрекал Бэйлора за то, что тот подбирает ему женщин, в которых нет ни огня, ни ума. Чего, собственно, его светлость ожидает? Он не желает тратить время на ухаживания и тайные свидания - ему нужна женщина, которую можно уложить в постель, и при этом он требует, чтобы она обладала манерами и изяществом придворной дамы.