Владимир Талалаев - Воскресенье - пришел лесник и...

Темные, мало освещенные коридоры, более напоминающие подземелья какого-то колдовского замка, привели экскурсантов в обширный зал. У противоположной входу стены находилось странное сооружение: то ли алтарь, то ли компьютер, то ли еще что-то невообразимое. Несколько кристаллов, обрамленных витым узором, выступающих прямо из стены, как мониторы выдавали постоянно меняющиеся картинки, плита-алтарь с кучей правильно размещенных кристалликов, то ли индикаторов, то ли клавиш, две колонны с барельефным изображением уже виденных ранее крылатых демонов.

— Предполагается, что это их центральный компьютер... Собственно говоря, это единственная часть корабля, которая вообще похожа хоть на что-то известное. Остальное — витые коридоры, запутанные до безобразия и украшенные подобными... художествами.

Для себя Загорский сосканировал и записал некоторые фрагменты барельефа, которые, по всей вероятности, содержали какие-то значащие символы.

— Мы пытались их расшифровать, — прочитал намерения Загорского старик. — Никаких результатов, хоть все время кажется, что идея символики до невозможного проста.

— Ну, это ВЫ пытались.

— Ну теперь попробуете и Вы, — в его голосе почудилось: "Теперь это и Ваше родовое проклятие".

На обратном пути к проникателю хранитель задумчиво добавил: -Вещества, из которых состоит этот летающий храм, тоже не поддаются хим. анализу, разумеется нашему, мембарскому, — поспешно добавил он, увидев выражение лица СБ-шника.

Когда проникатель отошел от "ската", старичок заметил: — Паучка посетить не предлагаю, так как Вы... опасаетесь к нему приближаться, хотя и непонятно почему: наши исследователи излазили его вдоль и поперек.

— И они после соприкосновения с ним остались живы? — удивился Загорский.

— Как видите, я был среди них.

— Вы это... нашли там, где я думаю?

— Нет, на него наткнулся наш лайнер шестьдесят лет назад. Корабль был пуст и заброшен, так же как и "скат". Но в отличии от этого летающего недоразумения, был абсолютно сломан, да и покинут экипажем незадолго до обнаружения.

— ЭКИПАЖЕМ?

— В составе одного человека, если верить выводам нашей комиссии.

— ЧЕЛОВЕКА?!

— Тени, как известно, не оставляли в кабине обертки от поп-корна, бутылки из-под ликера и кока-колы, и не обвешивали всю кабину, от пола до потолка, зеркалами. Причем последнее заставляет нас думать, что корабль принадлежал женщине.

Сочетание ликера, поп-корна и кока-колы показалось Загорскому до боли знакомым, но расспрос Малдера он решил отложить до возвращения на Землю.

Тем временем проникатель поднимался в зенит конструкции, приближаясь к огромной, багровой сфере диспетчерской службы. У главного шлюза был пришвартован до боли знакомый варлонский "клевер-четырехлистник".

— О-о-о! И тут они! — простонал Загорский.

— Не переживайте, Яромир Савельевич, — сказал хранитель, — Это всего лишь мой сменщик... — и вдруг, резко сменив тему, продекламировал:

И высоко над облаками

Летим в пространственной пыли,

Где со времен войны с Тенями

Ржавеют наши корабли...

СБ-шник окинул взглядом стройные ряды припаркованных ветеранов и хмыкнул:

— Я-то кладбище кораблей представлял себе как грандиозную свалку, где толкутся на орбитах стада металлолома, временами сходящего с орбит и падающего на планету...

— Как это по-земному, — вздохнул старик. — У вас, людей, полное пренебрежение к Кораблям... Вы или просто роняете их где попало, или делаете из них орбитальные бордели и забегаловки.

— А Вы считаете, что лучше было бы разрезать эти корабли на металлолом?

— По крайней мере — это было бы честнее по отношению к самим Кораблям. И порядочнее. Они заслужили почет и покой... А у Вас там от Великой Войны остался один "Агамемнон", да и тот превратили в музей, остальные же...

— Ну и что плохого, что остальные продолжают приносить пользу народу...

— Мне трудно объяснить это человеку, не видящему разницы между Кораблем и кабаком...

— Ну знаете ли... А народ не против посещать их. А что касаемо "Агамемнона", то там ведь существует Почетная Вахта, состоящая из заслуженных ветеранов и в сущности это по-прежнему боевой корабль...

— Ага! С муляжами пушек и имитацией реактора. Вы бы еще двигатели из картона поставили!

— Впервые слышу. Всегда считал, что это боевая гордость земной армии, которая не имеет права подвергаться такой насмешке.

— Музейно-боевая гордость. Вы о последнем плане реставрации слышали: предполагается взять корпус современного линкора, и к нему укрепить носовую часть и палубные надстройки "Агамемнона", потому что старый корпус, видите ли, износился, и реставрации не подлежит! Каково?!

— Ну, скорее всего это хороший материал для одного моего знакомого писаки.

— А из этого не делают секрет. Более того — объявлен сбор средств для выкупки подходящего линкора. Можете пошарить по Интернету, там это есть.

— Кстати о выкупке линкоров, помнится Вы продаете Земле свои "скалярии"...

— Продаем. Все, кроме двух. Две остаются на почетном покое — это места паломничества представителей касты Воинов.

— Музеи! — съехидничал СБ-шник.

— Нет. Дань уважения. Кораблям. Настоящий Корабль должен или быть свободным — в полете, или стоять на заслуженном отдыхе, готовый к полету в любую секунду. Иначе это оскорбление Корабля. Лучше уж взорваться бесследно или упасть в недра звезды, чем быть музеем, облапываемым праздными туристами, или забегаловкой, залитой шашлычным соусом!..

Загорскому не нашлось что ответить и он просто гордо замолчал, мысленно отметив, что теперь он сам себе напоминает кого-то до боли знакомого, чей корабль торчит рядом, у шлюза.

И лишь идя по коридорам в центральную рубку, Загорский сказал: — Так Вы что, продаете "скалярии" вместе с вооружением?

— Разумеется, — ответил старик-хранитель. — Классический Ритуал Приветствия требует, что бы подходил с открытыми орудийными портами.

— Ага, из которых можно пальнуть в любую секунду! Помнится, в сороковых годах 23-го века один ваш корабль так поприветствовал первый встреченный им земной корабль. Только в 2248 успокоились тогда, да?

— Это было недораз-зумение-е-е! — голос сказавшего это был странен, и лишь несколько секунд спустя Загорский сообразил, что слышит варлона. — Вы тогда были агрес-сивны. Как центаврийцы. Вспомни, кто стрелял первым?

Яромиру Савельевичу не нашлось чем возразить, но он знал как отомстить наглой фигуре, сокрытой скафандром, и, ничего не говоря, он развернулся и направился прочь, увлекая с собой хранителя. Сзади доносилось раздосадованное шипение.

— Оригинальный старик этот хранитель корабельного кладбища... Считает, что он мембарец.