Леон Юрис - Хаджи

Я нашел кусочек, который искал. Кажется, он подходит к горшку, который я состав-ляю. Но даже эти призрачные и дразнящие черепки сложить легче, чем жизнь.

Я боялся поднять один вопрос, страшась его ответа, но знал, что придется это сде-лать.

- До меня дошел слух, что это ваш последний сезон.

- Это не слух.

Я закрыл на момент глаза, чтобы перенести удар, затем повертел в руках маленький обломок глины.

- Куда же вы отправляетесь?

- Меня пригласили в Лондон поработать над публикацией о наших находках. Честно говоря, для такого инвалида, как я, трудно оставаться кандидатом на долгую жизнь. Мне всерьез нужно внимание медицины.

- Мне стыдно, - сказал я. - Я был слишком занят своими собственными делами. Мне следовало бы замечать, как вы страдаете.

Мне хотелось плакать из-за его боли и из-за того, что я теряю его. Я подыскивал нужные слова.

- А как же ваши связи с евреями?

- Найдут еще кого-нибудь.

- Меня всегда поражало, что вас не поймали.

- О нет, это не так. Я ведь никогда и не был настоящим шпионом. Давным-давно обе стороны решили использовать меня для передачи посланий. Между Иорданией и Израи-лем всегда должен быть контакт.

Я боялся, что он попросит меня взяться за это. Я быстро сменил тему.

- Отец верит в Насера. Он говорит: сколько еще мы, арабы, будем нести вину Запада за Холокост, и долго ли еще евреи будут извлекать выгоду из этого? Отец говорит, что сионисты доставляют сотни тысяч евреев из арабских стран на наше место в Палестине. Но они живут в убожестве, точно как в Акбат-Джабаре... Он говорит...

- Однако, - перебил доктор Мудгиль, - евреи не клянчат у мира милостыни для сво-их братьев. Свои лагери беженцев они разбирают так быстро, как только им удается за-страивать города. Они переселяют тысячи в хорошие дома и дают им полезную работу. Они очищают землю для возделывания. Жизнь тех евреев, которые покинули арабские страны ни с чем, будет иной, чем твоя. Ты понимаешь, Ишмаель, что в мире сегодня больше двадцати миллионов беженцев - от Индии до Африки? А ведь только у арабов есть ресурсы для решения проблем беженцев, если бы они того захотели. У нас огромные нефтяные деньги, больше рабочих мест в государствах Персидского залива, чем могут за-нять все палестинцы вместе. У нас богатые земли в долине Евфрата и обширные пустую-щие земли в Ливии. У нас нет только одного, чем евреи обладают в изобилии.

- Что же это?

- Любовь. Да, евреи любят друг друга. Они не стали бы мириться с тем, что собра-тья-евреи живут в таком рассаднике заразы, как Акбат-Джабар.

- Отец в глубине души это знает. Он не может больше соглашаться с этим. В конце концов, отец пытался сделать по-другому.

- Да, пытался.

- А теперь... иногда я его не понимаю. Он говорит, что теперь, когда русские стали союзниками Насера, Насер сможет объединить арабский мир как никто после Мохаммеда.

- Вздор. Ислам не способен жить в мире с кем-либо. А мы, арабы, хуже всех. Мы не умеем жить с миром, а что хуже всего, не умеем жить друг с другом. В конце концов по-лучится так, что не араб против еврея, а араб против араба. В один прекрасный день наша нефть кончится вместе с нашей возможностью вымогать. Мы столетиями не делали ниче-го, чтобы человечеству стало лучше, если не считать подарками человечеству убийц и террористов. Мир пошлет нас ко всем чертям. Мы, кто старался унизить евреев, сами окажемся униженными как накипь земли. Да отложи ты этот глупый черепок, и давай-ка вы-пьем кофе.

Через минуту мы уже сидели по обе стороны его письменного стола, на моем люби-мом месте. Оно было самым лучшим местом, пока я не заметил, как он морщится от боли.

- Как ты знаешь, Ишмаель, у меня никогда не было детей. Я боялся, что родится что-нибудь кривое вроде меня. Не думал ли ты о возможности отправиться со мной в Лондон?

- О, доктор Мудгиль, я мечтал услышать ваши слова. Но я знаю, что если уеду, то никогда не смогу взглянуть в лицо самому себе. Я не могу стать предателем.

- Предателем чего? Общественной системы, которая никогда не даст тебе свободы или красоты уникальной мысли?

- Я не оставлю Наду, пока она не будет в безопасности. А что касается отца...

- Разве ты не понимаешь? Ты и Нада - пешки в его отношении к миру, которого он никогда не увидит. Ишмаель - это смутная мечта хаджи Ибрагима о будущем. А Нада - это смутная память о Табе и о его прошлом, эйфория оттого, что он отправит ее к какому-нибудь великому шейху или богачу. Неужели ты хочешь прожить всю жизнь ради стари-ковских фантазий?

- Не надо, пожалуйста. Вы сами сто раз говорили мне, что никто не может порвать связей с арабским обществом. Разве вы будете свободны, даже оказавшись в Лондоне?

- Нет, я никогда не буду свободен, но я окончу свои дни без разочарования и злобы. Всякому достается лишь половина каравая. Попытайся, Ишмаель. Забирай свою сестру и беги.

- Вы думаете, я не провел тысячу и одну ночь, задумывая бегство?

- Так уходи, мальчик, уходи!

- Куда, доктор Мудгиль, к семи раям?

Я вышел на улицы Иерихона, и мои легкие заполнились горячим спертым воздухом. Когда я миновал цепочку лавочек и кафе, все приветственно кивали мне из уважения к моему отцу.

По улице прогрохотал грузовик с федаинами, подняв облако пыли. Они стреляли в воздух из своих винтовок.

- Итбах аль яхуд! - скандировали они. - Смерть евреям!

В громкоговорителе кудахтало каирское радио. Президент Насер обличал веролом-ство американцев и сионистов.

Военная лихорадка нарастала. Все накачивали себя для близкой битвы против Из-раиля.

В сточной канаве играли уличные мальчишки.

Я остановился перед калекой-нищим и дал ему монету. Когда-то был нищим и док-тор Мудгиль. Его спасли. Но этому парню такая удача не светит.

Что это читал мне доктор Мудгиль из Т.Э. Лоуренса, этого великого арабского героя из англичан? Он сказал... дайте подумать... вот, вспомнил: У арабов нет полутонов в их зрительном регистре... Они не допускают компромиссов и до абсурда следуют логике своих идей, не замечая несовместимости противоположных выводов. Их убеждения порож-дены инстинктами, их действия интуитивны...

Умница этот Лоуренс Аравийский, умница.

Понедельник, 29 октября 1956 года

ВОЙНА!

Захватив два года тому назад контроль над египетским правительством, полковник Гамаль Абдель Насер с этого момента пошел по пути, с которого нет возврата. Его цель - уничтожить Израиль, неотступная мысль, о которой он часто заявлял.

Мы с отцом следили за событиями с откровенно противоположной реакцией. Я не видел в войне цели, коль скоро это касалось палестинских беженцев. Несмотря на обога-щение Сабри, Насер реально ничего не сделает для улучшения нашего положения. Если он победит и мы вернемся к нашим домам, мы всего лишь сменим иорданскую тиранию египетской. Он всего лишь использует нас.