Майкл (Майк) Резник - Рожденный править

– Потерпите, шеф. Осмелюсь спросить, кто сказал вам, что это женщина?

– Хэммет.

– А он откуда узнал?

– От пнатиан.

– Вот как?

– Так что показали мазки? – озадаченно спросил Дарлинский.

– Ничего. Ничего, что могло бы указать на половую принадлежность. Мазок номер один, соответствующий нижнему отверстию, содержит воду, несколько ферментов и остатки двух органических растворов. Можно утверждать, что единственное назначение этого отверстия – поглощать жидкую пищу. Мазок номер два содержит остатки твердых веществ, бактерии и нечто, отдаленно напоминающее желудочный сок. Следовательно, в отверстие номер два наш друг запихивал твердую пищу. А вот с мазком номер три возникла проблема. Но я готов держать пари, что отверстие, ему соответствующее, служит исключительно для того, чтобы издавать звуки.

– Черт побери, но одно из отверстий просто обязано быть половым органом! – рявкнул Дарлинский. – У нее нет больше ни одной свободной дырки, а нам со всей определенностью дали понять – это женщина!

– Возможно, но мы не обнаружили никаких следов полового гормона, смазки или каких-либо еще выделений. Мне казалось, что обнаружить половой гормон у теплокровного кислорододышащего – очень простая задача.

– А не может это неопознанное отверстие играть роль анального?

– Маловероятно, – Дженнингс покачал головой. – Я бы даже выразился категоричней: безусловно, нет. Следы остались бы в любом случае. Мне очень жаль, шеф, что задал вам такую задачу.

– Задачу? Да ты задал целых две задачи!

– Вот как?

– Во-первых, я должен вылечить женскую особь, начисто лишенную каких-либо половых признаков. А во-вторых, мне нужно накормить едока, который совершенно непонятным образом избавляется от отходов.

– Может, как раз в этом и состоит причина болезни? – улыбнулся Дженнингс. – Наша незнакомка переела и теперь мается.

– Остряк чертов! Ладно, пойду взгляну на нее еще раз, может, что и надумаю.

Дарлинский открыл дверь, и тут же в нос ему ударило ужасающее зловоние. Он зажег верхний свет и бросился к пнатианке. Она дышала с огромным трудом – все лицо, в том числе и дыхательное отверстие, покрывала пленка отвратительно пахнущей слизи. Слизь, судя по всему, вытекала из отверстия, предназначенного для потребления пищи. Призвав на помощь медсестру, Дарлинский перевернул пнатианку на бок, надел антисептические перчатки и принялся счищать слизь с лица. Через минуту дыхание восстановилось. Оставив пациентку на попечение сестры, Дарлинский с образцами жидкости помчался в лабораторию.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Дженнингс после тридцатиминутной возни, – одной проблемой меньше. Похоже, одно отверстие выполняет обе функции – принимать пищу и избавляться от отходов. Крайне неэффективно. И, честно говоря, довольно необычно.

– Ты уверен, что это не рвота?

– Абсолютно. Остатки непереваренной пищи отсутствуют начисто. Организм извлек из пищи все, что ему было нужно, и изверг отходы.

– Век живи, век учись, – изрек Дарлинский. – Дали бы мне годик-другой, я, глядишь, и вылечил бы бедняжку.

– Судя по сообщениям, в вашем распоряжении значительно меньше времени.

– И не напоминай мне об этом! – раздраженно махнул рукой Дарлинский. – Как ты думаешь, мы можем подвергнуть ее рентгеноскопии?

– Мне не кажется, что рентгеновский анализ причинит ей большой вред. Конечно, в обычных условиях стоило бы повременить, но наши обстоятельства трудно назвать нормальными. Так что мой совет, шеф, – действуйте!

Два часа спустя Дарлинский изрыгал проклятия, разглядывая снимки.

– Ну как, шеф? – осведомился Дженнингс по внутренней связи.

– Сломанных костей нет, – простонал врач, – поскольку у нее вообще нет костей!

– А что показала флюороскопия?

– Ничего особенного. Мне встречались и куда более сложные пищеварительные системы. Тут все достаточно просто. Пища поступает внутрь, переваривается, разносится по организму, и через один-два дня отходы исторгаются обратно. Остается одно – повреждение мозга. Но, черт побери, как можно установить травму, если я никогда в жизни не видел неповрежденный мозг существа этого вида. – Он грубо выругался. – Ни одной зацепки!

– Печально, – согласился Дженнингс, – кстати, по поводу образцов…

– Что там?

– Они растут, шеф. Еще неделя, и они перестанут помещаться в контейнере.

– Может, какая-то форма рака?

– Ни в коем случае! – категорично отозвался патологоанатом. – Раковые клетки никогда не ведут себя подобным образом. Происходит что-то очень странное. По всем законам образцы ткани уже давно должны погибнуть и разложиться.

– Мда, к тому же, если бы она страдала раком кожи, то я бы обнаружил это, – пробурчал Дарлинский и прошелся по кабинету. – Спятить можно! Дыхательная система в норме, пищеварительная система в норме, система кровообращения в норме. Так в чем же причина?

– Может, ушиб?

– Сомневаюсь. Остались бы следы. Сердечный приступ также, наверное, исключается. Состояние, сколь бы далеким от нормы оно ни было, стабильно. В случае внезапного приступа оно должно либо ухудшаться, либо улучшаться, но не происходит ни того, ни другого.

– Если уж вас интересуют парадоксы, шеф, – вставил Дженнингс, – то подумайте, почему все настаивают на том, что это женщина.

– Мне и своих парадоксов хватает! – взъярился Дарлинский.

– Я хочу вам помочь, шеф, – обиделся Дженнингс. – Если понадоблюсь, я на месте.

Дарлинский, проклиная все и вся, вернулся к пациентке. Что же произошло?! Вирус? Но вирус либо уже убил бы организм, либо сработала бы иммунная защита.

Самым странным было именно то, что ничего не менялось. Ни в худшую сторону, ни в лучшую.

Ну хорошо, будем рассуждать логически. Дарлинский сел на стул напротив пнатианки. Если состояние больной неизменно, то должно быть и неизменно какое-то внутреннее или внешнее условие, вызвавшее болезнь. Внутренние системы в норме, и Дженнингс до сих пор не обнаружил никаких вирусов и бактерий. Поэтому остается предположить либо мозговую травму, которую невозможно выявить, либо ненормальные внешние условия.

А если все дело в последнем, то проще всего начать с изменения гравитации и атмосферных условий.

Он уменьшил силу тяжести в боксе до нуля, но никаких изменений в состоянии пациентки не произошло. Затем Дарлинский увеличил гравитацию до трех g. Дыхание пнатианки стало глубже, но и только. Продолжать он не решился – дальнейшее повышение силы тяжести могло оказаться опасным для бескостного существа.

Закончив с гравитацией, он укрепил на голове пациентки маску и начал понижать содержание кислорода в дыхательной смеси. Пятнадцать процентов, двенадцать, восемь. Ему стало не по себе. Так можно далеко зайти. Внезапно веки существа дрогнули.