Харлан Эллисон - Вечные проблемы

- Кто они такие? - спросил я.

- Попутчики, - с досадой и раздражением ответил Да Кампо.

- Значит, Земля для вас пригород?

Он кивнул, не глядя на меня. Я уже понимал, что все так и есть. После всего увиденного только дурак не смог бы сложить фрагменты в единое целое. Все обстояло на удивление просто.

Земля оказалась в зоне досягаемости пришельцев. Но это не было зловещим вторжением или вытеснением туземцев захватчиками. Это было прямо противоположным подобным нелепостям. Чужаки объявились на Земле, чтобы жить.

Когда я подумал о "чужаках", то невольно покосился на Да Кампо. Он выглядел точно также, как любой из нас на Земле. Эти чужаки были поразительно похожи на нас. С физической точки зрения.

Но ради чего они обитают на Земле?

Опять же, ответ самый простой.

А чего ради человек, работающий в Нью-Йорке, каждый день садиться на поезд, идущий в Уэстчестер? Да потому, что в городе слишком много народа, и он предпочитает пригороды, где жизнь более спокойна.

- Да Кампо, ваш - как его? - Дрексвилл страдает от перенаселения? Я имею в виду, в нем избыток народа?

Он снова кивнул и что-то пробормотал о постоянных неприятностях из-за демографического роста и о том, что идиоты популисты ни о чем не хотят думать, иначе с чего бы он стал приобретать участок за городом.

Эскалатор поднялся на следующий уровень. Да Кампо шагнул в сторону и сошел с движущейся ленты. Я последовал его примеру. Он бросил на меня быстрый взгляд, удостоверяясь, что я не отстаю, и быстро устремился вперед. Мимо деловито и целенаправленно спешили люди.

- Да Кампо, - начал я, стараясь привлечь его внимание.

Его безразличие и явное стремление поскорее отделаться от меня начинали пугать гораздо больше, чем все те по-настоящему небывалые вещи, которые окружали нас.

- Ты, кретин, перестань так ко мне обращаться! Меня зовут Хельгорт Лаббула, и если ты еще раз назовешь меня этим дурацким именем, я брошу тебя здесь, и сам тогда выпутывайся. Я трачу на тебя время только потому, что аудитор может подумать, будто это из-за меня ты попал на Пригородную Линию.

Он пристально посмотрел на меня, и я прикусил язык. Мы продолжали идти вперед, и я пытался собразить, кто такой аудитор, когда мы наконец повстречали его.

Я сориентировался достаточно быстро.

Да Кам... точнее, Хельгорт Лаббула окликнул высокого, солидного мужчину в той же всеобщей униформе - короткий пижачок и панталоны в обтяжку, - только темно-синего цвета. Аудитор остановился, и Да Кампо начал что-то негромко объяснять ему. Я заметил, что по мере рассказа глаза чиновника становились все шире и шире.

- Эй! - прервал я их.

Оба раздраженно уставились на меня.

- Нелюблю вмешиваться, - сказал я, - но если не ошибаюсь, вы говорите обо мне, и я бы не сказал, что это вежливо - вести себя так, словно меня здесь нет.

Меня уже мутило от всей это нелепицы, поскольку мало того, что меня занесло за миллион, если не больше, миль от работы, так все еще делали вид, словно я это нарочно, чтобы доставить им неприятности.

- Поэтому будьте любезны говорить по-английски, чтобы я мог вас понять. Ясно?

Аудитор не сводил с меня холодных серых глаз. С трудом, словно не привык объясняться словами, он произнес:

- Думаю, вы оказались здесь случайно. Это не ваша вина, но недоразумение должно быть устранено. Прошу следовать за мной.

Он заявил об этом, как о чем-то решенном, поэтому у меня не оставалось выбора. Мы сделали несколько шагов, затем аудитор оглянулся и взглянул на Да Кампо, который с облегчением наблюдал за нами.

- И вас тоже, - распорядился чиновник в синем.

- Но я должен...

- Нам понадобятся ваши показания. Прошу прощения, но это официальный приказ.

- Чего ради я плачу налоги, если вы, аудиторы, не можете справиться с такой ерундой?

Да Кампо явно начинал злиться, но аудитор взял его за плечо, подтолкнул, и тот поплелся впереди нас.

* * *

Мы поднялись на одном из эскалаторов и оказались под светом трех солнц - целых трех! - светивших одновременно, отбрасывая три тени. Только теперь до меня дошло, как далеко я оказался, затерявшись за много миллионов миль от дома, и насколько скверно мое положение.

- Как далеко мы от Земли? - спросил я.

- Примерно в шестидесяти тысячах световых лет, - равнодушно ответил аудитор.

Я судорожно вздохнул и застыл на месте.

- Но вы добираетесь сюда так быстро, словно это всего лишь в соседнем квартале! И живете, вроде бы, почти совсем как мы! Я ничего не понимаю!

- Не понимаете? А чего здесь понимать? - раздраженно проворчал Да Кампо. - Когда изобрели Пересадку, это позволило нам жить вне Дрексвилла. Но это почти ничем не отразилось на культуре. Чего ради ей меняться? Мы живем, как жили всегда, и в этом нет ничего ни странного, ни удивительного. По сути дела, - добавил он, покосившись на аудитора, - от этого порой одни заботы!

Он произнес это таким тоном, что мне стало совсем плохо. Я подумал о расстоянии, отделявшем меня от дома, попытался прикинуть, сколько же это в милях, но понял, что такие масштабы выходят за пределы моего воображения, и, попытавшись перевести их в земные термины, вспомнил, что ближайшая звезда находится в четырех световых годах от Земли. Потом мне в голову полезло нечто вроде: "Если все обертки от жевательной резинки в мире сложить в ряд, то они протянутся от Земли до..."

От таких мыслей мне стало еще хуже.

- Я хочу домой, - заявил я и почувствовал, что голос у меня прозвучал как у ребенка, но ничего не мог с этим поделать.

Аудитор и Да Кампо одновременно посмотрели на меня. Я попытался убедить себя, будто неверно прочитал то, что промелькнуло у них в глазах, но знал, что это не так. Я понял все правильно.

Они вывели меня на улицу - если это была улица - и посадили в каплеобразную машину с синей эмблемой, приткнувшуюся на стоянке. Машина помчалась по монорельсу, и через несколько секунд Станция осталась позади.

Мы мчались по городу, но, как ни странно, я не поражался ни фантастической архитектуре, ни проявлениям высокоразвиой науки, хотя свидетельств того и другого было вокруг предостаточно, от могучих кораблей, разрезающих утреннее небо, до зданий в форме спиральных конусов, проносящихся по обе стороны.

Я не глядел на них, поскольку впервые в жизни мог не тревожиться ни о работе, ни о расписании поездов, счетов, фетишистского отношения Шарлотты к пепельницам, ни о разных чертовых хлопотах, которые должен был взваливать на себя, чтобы заработать на жизнь. Никакой суеты и никакой ответственности.

Было необычно приятно откинуться на мягком сидении и просто-напросто прикрыть глаза, даже если в душе я и понимал, что попал в серьезные неприятности.

Мы ехали уже какое-то время, когда меня вдруг осенило.