Айзек Азимов - Основание и Земля

– По-моему, вы не очень любите Фоллома.

– Я ничего не имею против него лично, Яков. У меня никогда не было детей, и я никогда особо не любил их. Насколько я помню, у вас есть ребенок?

– Да, сын… Помню, было приятно возиться с ним, когда он был маленьким. Может, поэтому я и хочу пользоваться местоимением мужского рода для Фоллома. Это возвращает меня на четверть века назад.

– Я не против вашего желания, Яков.

– Вы тоже полюбите его, если дадите себе шанс.

– Я уверен в этом, Яков, и может, когда-нибудь дам себе шанс сделать это.

Пилорат вновь заколебался.

– Еще я вижу, что вы устали спорить с Блисс.

– Не думаю, чтобы мы спорили много, Яков. Вообще-то мы с ней ладим довольно хорошо. Мы даже поговорили с ней – без криков и взаимных обвинений – о ее задержке с дезактивацией Охранных Роботов. Она спасла наши жизни, поэтому я не мог не предложить ей своей дружбы.

– Да, я видел это, но я не имел в виду спора, в смысле ссоры. Я имел в виду эти постоянные стычки насчет Галаксии, противопоставляемой индивидуальности.

– Ах, это! Думаю, это будет продолжаться… но вежливо.

– Как вы смотрите, Голан, если я приму в этом споре ее сторону?

– Это совершенно естественно. Вы приняли идею Галаксии, как свою собственную или просто чувствуете себя счастливее, когда соглашаетесь с Блисс?

– Честно говоря, как свою собственную. Я думаю, что будущее за Галаксией. Вы сами избрали этот курс, и я постоянно убеждаюсь, что это правильно.

– Потому что я выбрал это? Это не аргумент. Понимаете, что бы ни говорила Гея, я могу ошибаться. Поэтому не позволяйте Блисс убедить вас на этом основании.

– Не думаю, чтобы вы ошиблись. Это показала мне Солярия, а не Блисс.

– Как?

– Ну, прежде всего, мы с вами изолянты.

– Это ее термин, Яков. Я предпочитаю думать о нас, как о личностях.

– Это семантические тонкости, старина. Называйте это как хотите, но мы заперты в своей собственной шкуре, окружены своими собственными мыслями и прежде всего думаем о себе. Самозащита для нас – основной закон природы, даже если это означает помеху другому существованию.

– Но ведь были люди, отдававшие жизни за других.

– Это редкость. Известно гораздо больше людей, приносивших в жертву потребности других ради своих глупых прихотей.

– А как это связано с Солярией?

– На Солярии мы видели, чем могут стать изолянты… или, если хотите, личности. Соляриане с трудом разделили между собой весь мир. Они считают жизнь в полной изоляции идеальной свободой. Они не любят даже своих собственных отпрысков и убивают, если их становится слишком много. Они окружают себя невольниками-роботами, для которых поставляют энергию, так что если они умирают, все их огромное поместье символически умирает тоже. Вы согласны с этим, Голан? Можете вы сравнить это с добротой и заботливостью Геи?.. Блисс не говорила со мной об этом, это мои собственные чувства.

– И вам нравится чувствовать это, Яков, – сказал Тревиз. – Я согласен с вами. По-моему, солярианское общество ужасно, но оно не всегда было таким. Они происходят от землян и, более непосредственно, от космонитов, которые вели гораздо более нормальную жизнь. По той или иной причине соляриане выбрали путь, который привел их к крайностям, но вы не можете рассматривать Солярию, как крайность. Во всей Галактике с ее миллионами обитаемых миров найдется хотя бы один, который сейчас или в прошлом имел общество, подобное солярианскому или хотя бы отдаленно похожее на него. Кстати, имела бы Солярия такое общество, если бы не была так насыщена роботами? По-моему, общество индивидуумов может достичь солярианского кошмара и без роботов.

Лицо Пилората скривилось.

– Вы во всем пробиваете бреши, Голан… то есть я хочу сказать, что вы не теряетесь в защите вида Галактики, против которого выступаете.

– Меня ничем не собьешь с ног. Это разумно для Галаксии и, когда я найду Землю, я все узнаю и получу. Или же, более точно – ЕСЛИ я ее найду.

– Думаете, может быть и такое?

Тревиз пожал плечами.

– Откуда мне знать… Вам известно, почему я жду несколько часов, прежде чем совершить Прыжок, и почему готов уговорить себя подождать несколько дней?

– Вы сказали, что если мы подождем, Прыжок будет более безопасен.

– Да, я так сказал, но мы в достаточной безопасности уже сейчас. На самом же деле я боюсь, что эти миры космонитов, координаты которых у нас есть, вообще ничего не дадут нам. У нас их всего три, и мы уже использовали две возможности, каждый раз едва избегая смерти. При этом мы не получили даже намека на местоположение Земли или хотя бы на факт ее существования. Сейчас перед нами третий и последний шанс, и что если он тоже обманет нас?

Пилорат вздохнул.

– Знаете, есть старая история – одна из тех, которые я дал Фоллому для практики – в которой некто получил три желания, но только три. Вообще тройка является важным числом в этих вещах, возможно, потому что она первая нечетная цифра и самая маленькая из решающих чисел. Помните, две из трех побед… Так вот, вся суть в том, что в этих историях желания не используются. Никто не может пожелать правильно и в этом, как я всегда предполагал, заключается древняя мудрость: эффект от вашего желания должен последовать немедленно, а не… – Он вдруг смущенно замолчал. – Простите, старина, но я отнимаю у вас время. Я становлюсь болтливым, когда говорю о своем хобби.

– Мне всегда интересно с вами, Яков. Я согласен с вашей аналогией. Мы получили три желания, использовали два, и они не привели ни к чему хорошему. Сейчас осталось только одно. Я уверен в очередной неудаче и потому стараюсь отсрочить ее. Вот почему я откладываю Прыжок снова и снова.

– Что же мы будем делать, если нам опять не повезет? Вернемся на Гею? Или на Терминус?

– О, нет, – сказал Тревиз шепотом, качая головой. – Поиски должны быть продолжены… но если бы я знал, как…

Тревиз чувствовал себя подавленно. Успехи, достигнутые после начала поисков, никогда не были окончательными – они только временно отсрочивали поражение.

Он откладывал Прыжок к третьему миру космонитов до тех пор, пока его беспокойство не передалось остальным. Когда же он наконец решил, что просто обязан дать команду компьютеру вести корабль через гиперпространство, Пилорат стоял в дверях в пилотскую рубку, а Блисс была за его спиной, сбоку. Даже Фоллом стоял там же, по-совиному глядя на Тревиза и крепко держась за руку Блисс.

Тревиз взглянул на них поверх компьютера и сказал довольно грубо:

– Какая семейная группа! – впрочем, это только отразило его сомнения.

Он проинструктировал компьютер таким образом, чтобы тот вывел корабль в обычное пространство на большем расстоянии от звезды, чем это было необходимо. Тревиз говорил себе, что это потому, что он научился осторожности в результате событий на первых двух мирах космонитов, но сам не верил в это. На самом деле он рассчитывал оказаться достаточно далеко от звезды, чтобы не иметь возможности сразу определить: есть ли у нее пригодная для жизни планета. Это должно было дать несколько дополнительных дней полета в пространстве, прежде чем он узнает это и – возможно – встретит горечь поражения лицом к лицу.