Харлан Эллисон - Зверь, в сердце мира о любви кричащий

Совет вышел в отключку и стал думать. Бесконечно долгие мгновения спустя связь была восстановлена. Все члены Совета безоговорочно поддержали обвинение Проктора. Его требование о приговоре постановили привести в исполнение.

На притихших берегах мысли, человека - скомканный серый пакет - нес на руках его друг и палач, Проктор. Потом, в пылящем беззвучии надвигающейся ночи, Линах со вздохом положил Семфа в тень.

- Почему ты остановил меня? - с усталой гримасой спросил скомканный пакет, пока еще не лишенный рта. Линах отвернулся в набегающий мрак.

- Почему?

- Потому что здесь, в центре, еще есть надежда.

- А не в центре? Для всех остальных - там, повсюду - для них что, нет никакой надежды?

Линах неторопливо уселся и принялся погружать ладони в золотистую пыль. Та медленно просачивалась сквозь пальцы - сыпалась обратно, устилая жадную плоть земли.

- Если мы сможем начать отсюда, если сможем последовательно расширять и расширять наши границы, то однажды, когда-нибудь, нам удастся достичь конца времен с той самой крошечной надеждой. А пока что пусть будет хоть один центр, где нет безумия.

Семф торопливо заговорил. Конец стремительно приближался.

- Ты приговорил не только меня. Ты приговорил их всех. Ведь безумие дух самой жизни. Сила жизни. Можно загнать ее в бутыль- Можно. Как славно! Нужен тебе самый что ни на есть гений - взял да и откупорил. И к такой жизни ты приговорил их на веки вечные. Причем во имя любви.

У Линаха вырвался звук, что вполне мог быть словом.

Но Проктор тут же втянул его обратно. Семф коснулся ладони своего палача чем-то дрожащим, что вполне могло быть рукой. Нежность и тепло перетекали из пальцев.

- Мне жаль тебя, Линах. Ты так и не стал человеком. Вот в чем твое проклятие. Этот мир создан для борцов. А ты так ничему и не научился.

Линах молчал. Он думал только о той прокачке, что теперь будет длиться всю вечность. Раз запущенной прокачке и уже никакими силами не обратимой.

- Сделаешь мне памятник? - спросил Семф.

Линах кивнул:

- Все как положено.

Семф мягко улыбнулся:

- Тогда сделай его им. Не мне - им. Ведь это я изобрел им на погибель эту проклятую бутыль. Так что мне памятник ни к чему. Выбери кого-нибудь. Не самого важного и значительного. Просто того, чей облик им все-все подскажет. Когда найдут и поймут. Возведи этот памятник в мою честь. Сделаешь?

Линах кивнул.

- Так сделаешь? - повторил Семф. С закрытыми глазами кивка он увидеть не мог.

- Да. Сделаю, - ответил Линах.

Но Семф уже не слышал. Пронос пошел в ход и быстро закончился. Линах остался наедине с безмолвным чернеющим небосводом.

Статую воздвигли на дальней планете у дальней звезды; во времени, безмерно древнем - но все же еще не состоявшемся. Существовало оно только в умах тех, что должны были прийти позднее. Или совсем никогда не прийти.

Но если бы они все-таки пришли, то сразу поняли бы, что живут в аду, который некогда был Раем. Тем самым Раем, который люди именуют так с самого начала. И что в том Раю был центр, откуда выхаркнулось все безумие. И что некогда в том центре царил мир.

На развалинах взорванного здания - бывшей ткацкой фабрики в городе, что раньше именовался Штутгартом, там, обезумевший от голода и невыносимых воспоминаний о своем людоедстве последних недель, Фридрих Дрюккер наткнулся на разноцветную коробочку. Кровавыми обрубками пальцев мужчина попытался сорвать крышку коробочки. Вот он нажал на определенную точку вскрытия, крышка откинулась - и прямо в побелевшее от ужаса лицо Фридриха Дрюккера из коробочки вырвались циклоны. А вместе с циклонами рванулись в ночь безликие и крылатые порождения мрака. За ними - последняя струйка лиловатого дымка с резким запахом гнили.

У Фридриха Дрюккера оставалось до обидного мало времени, чтобы поразмыслить, что же это за лиловатый дымок, ибо следующий день для него просто не настал. Разразилась Четвертая Мировая война.