Олег Серёгин - Книга Арджуны

Гость легкомысленно засмеялся и, пританцовывая, направился к беловолосому охотнику.

Тот дернул кошек назад за ошейники, так резко, что леопарды поперхнулись и разом сели, облизывая морды и обиженно ворча.

Гость укоризненно глянул на обеспокоенного хозяина. После чего дал кошке понюхать ладонь.

Леопард подумал, шевельнул ушами – и, подобрев, ткнулся мордой в бедро улыбчивого красавца.

— Однако! – взметнул брови хозяин. – Встретил родственную душу...

Гость мелодично засмеялся, почесывая зверя за ухом.

— Приветствую тебя, о лучший из леопардов...

Через сверкающий мрамор двора уже торопился старший из братьев, а умные слуги метнулись за водой для омовения, свежими гирляндами, ритуальным угощением, сладкими напитками... Кришна движением руки отмел суету и заявил:

— Разве я не родич славимых Пандавов и не друг им всем? Оставьте почести.

— Однако же мы собирались отправиться на лов... – начал Стойкий-в-Битве. – Не думаю, чтобы это было должным деянием, ввиду...

— Так мы едем или нет? – донесся от ворот оглушительный бас Бхимы. Леопарды сели вторично, а предававшиеся беседе герои вздрогнули.

— Нет! – отрезал Юдхиштхира.

— Да, – сказал Кришна. – Я с удовольствием присоединюсь к моим высокочтимым родичам. Лошади мои устали, но я полагаю, что мой дорогой друг Арджуна возьмет меня в свою колесницу...

— Ну так едем! – возгласил приземленный Бхима. – Уши заложило от этих воплей. Сейчас бы ракшаса загнать!

Идея ракшаса преследовала Бхиму добрых полдня. Окрестные леса представлялись ему скудными в смысле ракшасов и вследствие того непригодными для охоты, о чем он не переставая сообщал старшему брату. Арджуна благоразумно отстал, предаваясь куда более приятной беседе с Джанарданой, близнецы увлеченно стреляли мелкую дичь, и Царь Справедливости тосковал.

— Зачем тебе ракшас? – спрашивал Юдхиштхира.

— А по сусалам его! – со вкусом отвечал Страшный.

Юдхиштхира понимающе вздыхал и оглядывался. Он подозревал, что Серебряный скоро вовсе отобьется от кавалькады ловчих и свернет в места потише. Не то чтобы пристрастие брата к любви небесной вызывало его недовольство, но кому-нибудь обязательно понадобится отыскать пропавших, и придется изобретать отговорки...

Сын Ямы-Дхармы редко ошибался в своих предчувствиях. Вскоре некий вельможа, чье имя Юдхиштхира не мог запомнить, как ни старался, поравнявшись с колесницей Стойкого-в-Битве, объявил, что уже мухурту не видел нигде великого духом Пхальгуны и что странно это.

Волчебрюх как раз охаживал воображаемого ракшаса по сусалам так, что люди и кони шарахались от героя.

Царь Справедливости набрал в грудь воздуха, решая, что бы сказать, чтоб не соврать, но внезапно рядом оказались двое младших Пандавов.

По нездоровому блеску братних глаз Стойкий-в-Битве определил, что мысли их отнюдь не благочестивы.

— Мы пойдем поищем! – хором сказали близнецы и, не дожидаясь возражений, юркнули в чащу. Донесся треск ветвей и приглушенный вопрос: “Накула, а мы потом тоже пропадем, да?”

“Будешь щипаться – пну!” – ответили ветви и стихли.

Юдхиштхира всей кожей почувствовал, как безымянный вельможа, до бхутиков похожий на своего слона – не статью даже, а выражением хобота, – неприятно изумился и промолчал исключительно из уважения к нему.

По цветущей лужайке ступали два исполинских кота: снежный барс, дитя ледников Гималая, и черная пантера влажных приречных лесов. По левую руку от них поднимался огромный баньян, древо, почитавшееся благородным, ибо корни его росли вверх, а ветви – вниз; по правую – купы ашваттх, символов воинской варны, позади была речная протока, а впереди – солнце.

— И за что тебя так любят леопарды?

— Меня все любят... Смотри!

Флейта выпорхнула из рукава Кришны и прильнула к устам: еще одна птица присоединилась к общему гаму жительниц леса, песнь ее разнеслась над кронами, и показалось, что голоса прочих почтительно притихли, словно внимая речи Гаруды, царя пернатых. Но вряд ли Гаруда умел говорить так сладко...

Из чащи неуверенным шагом, чем-то напоминавшим походку давней пастушки, выбрался карликовый оленек. Принюхался, вытягивая мордочку, и осторожно подошел ближе, под руку флейтиста.

Серебряный мальчишески присвистнул. От его протянутой ладони малыш шарахнулся, как от огня, и спасся у ног хохочущего Кришны. Баламут сгреб оленька за короткую гривку и весело сообщил:

— Вот с тобою я тоже так.

— Я, по-твоему, олень?! – возмутился Арджуна и невзначай уронил его на траву, тут же упав рядом.

— А кто же? – чуть задыхаясь, проворковал Баламут.

— Кто? Злобный асур, – Арджуна поймал его запястья и прижал к земле.

— О, да! По имени Хираньялингам.

— Будешь много болтать – съем, – пообещал Серебряный. – Впрочем, я и так тебя съем.

Кришна вырвался из его рук и отпрянул в сторону.

— Как же, съел один такой! – задорно пропел он.

Оленек, не торопясь убегать, удивленно склонил голову набок. Прямо на глазах обескураженного зверька двое людей, весьма мирно настроенных друг к другу, вдруг сцепились в драке, давя разгоряченными телами благоуханные, налитые соком цветы.

Над божественной четой, облюбовав низкую ветвь пышной амры, сидела куропатка-чакора. Род ее славился тем, что при виде яда у чакор тускнели бусины глаз; оттого их, в числе прочих пробных средств, держали дворцовые хранители от отравления.

Глаза чакоры смотрели седыми камешками.

Лепесток медленно опустился в жарком воздухе, оброненный цветком, и запутался в иссиня-черных кудрях, светясь крохотной луной. Белые пальцы выплели луну из рассыпанных прядей туч и уронили в траву.

Истомный покой удовлетворенной плоти заполнял доверху, как благоуханное масло заполняет чашу. От тела, лежавшего в объятиях, распространялось солнечное блаженство, и сладость чувствовалась всей кожей так же, как кончиком языка.

— У тебя губы черные, – проговорил Баламут и тихо засмеялся. – Ты у меня краску с глаз облизал...

Серебряный полулежал в тени старого раскидистого дерева. Кришна расположился на его груди, как умелый полководец располагается в покоренном краю, – рассчитывая не на краткую поживу, а на долгую власть. Жизнь была так прекрасна, как вообще не бывает.

— Вот летит птица, – вполголоса пропел флейтист. – Это орел.

— Угу.

— А по-моему, это голубь.

— Конечно, голубь.

— Нет, это ворона.

— Разумеется, ворона.

— Так неинтересно! – капризно сказал Кришна. – Ты со мной во всем соглашаешься.

— Во-первых, тебя все равно не переспоришь...

— А во-вторых?

— Во-вторых, лучше Кришна в руках, чем ворона в небе...

— Ты хитрый, – смеясь, заявил Баламут.

— Да, – безмятежно согласился Арджуна, – я очень хитрый...