Хуан Мирамар - Личное время

Когда Рудницкий ушел, В.К. стал вспоминать, что Рудаки ему рассказывал про свои «проникновения» в прошлое, про Хироманта и его теорию «проникновения» , и подумал опять, что бред все это, не может такого быть. Но какое-то смутное ощущение – тревоги что ли – после рассказа Рудницкого осталось, и чтобы это чувство стряхнуть с себя, выпил тогда В.К. водки за себя и за ушедшего Рудницкого и, усмехнувшись, подумал: «Свечку предлагал поставить, а сам, небось, коммунистом был при Советах – полковник все-таки».

Вскоре он неожиданно встретил Нестантюка.

– Ну как пьеса? – спросило светило, раскрывая снисходительно свои объятья.

– Какая пьеса? – ответил вопросом на вопрос В.К., от объятий уклонившись.

– Ну как же, вы же собирались пьесу ставить, – обиженно сказал Нестантюк, – молодежное что-то. Аврам мне рассказывал и еще костюмы старые просил напрокат из реквизита, а один взял – тройку и шляпу еще коричневую.

«Так выходит, все-таки собирался Аврам в прошлое», – подумал В.К. и сказал Нестантюку:

– Передумали мы пьесу ставить, это так было – минутная блаж.

– Я так и подумал сразу, – категорично изрек новатор сцены, – прошло время домашних театров, посиделок на кухне, критики власти под чай и водочку. Я так Авраму и сказал: сейчас время площадное, открытое. Не вернутся больше шестидесятые, и слава богу, канули в Лету – сейчас мы должны быть готовы впустить народ на наши кухни.

– Я бы не пустил, – сказал В.К. и спросил: – А Аврам вернул костюм?

– Пока не вернул, – ответил Нестантюк. – А что, что-нибудь случилось?

– Исчез Аврам.

– То есть как это исчез?! – обиженно протянул Нестантюк. – А костюм?!

– Вот так. Взял и исчез, – повторил В.К. – А про костюм, если надо, я спрошу у Ивы при случае.

– Как же он исчез, – продолжал недоумевать Нестантюк, – умер, что ли, или просто от семьи ушел? Если от семьи, то это я понимаю – кризис среднего возраста. А про костюм узнать непременно надо, а не то съедят меня в реквизиторской цехе – у меня и так с ними отношения сложные из-за женского платья для Гамлета: размеров, видите ли, у них подходящих нет. Так он умер?

– Скорее всего, умер, – сказал В.К., – хотя мертвым его никто не видел. Но если бы жив был, позвонил бы, – и добавил: – А про костюм я узнаю. А какой костюм?

– Тройка темно-синяя, – ответило светило по-прежнему недовольно, – и шляпа еще коричневая.

В.К. пообещал сообщить, как только что-нибудь узнает про костюм, и они распрощались.

Поиски костюма В.К. решил начать с Рудницкого – он вспомнил, что полковник оставил ему свой телефон, и решил сначала позвонить ему, узнать, во что был одет Рудаки, когда они с ним расстались.

– Понимаешь, в чем дело, – сказал Рудницкий, – с этим тоже странная штука получается («Интересно, он всегда на „ты“ переходит, когда речь идет о странных вещах?» – подумал В.К.). – Когда я на дачу пришел, был Аврам в синем костюме каком-то старом, с узкими такими лацканами и в жилетке. Я еще подумал сначала, что, может, он в этом костюме на даче работает, но дача-то не его, и вообще, костюмчик чистый такой был, выглаженный – совсем не рабочий.

А потом, когда я Аврама уже без сознания нашел, был он одет уже иначе и тоже как-то странно, не по теперешнему: курточка такая замшевая светлая, вся в пятнах каких-то и под ней футболка грязная страшно, и лицо у него было все расцарапано.

– Может быть, он просто переоделся, когда тебя ждал, – предположил В.К., – ты же сам говорил, что собирался он переодеться.

– Да нет, – довольно раздраженно возразил Рудницкий, – я же сказал, что не современная это была одежда: курточка коротенькая на пуговицах – такие теперь не носят – и футболка тоже не современная – тенниска такая, знаешь, с воротничком, нам, кто с военными работал за бугром, такие вместо формы носить полагалось. Я даже хотел спросить Аврама, чего это он так вырядился, да уж очень плохо ему было вначале, а потом я и забыл.

– Ну и что ты об этом думаешь? – спросил В.К. автоматически, хотя внятного ответа и тем более дельного совета от полковника не ждал.

Но тот ответил в неожиданно практическом ключе и идти в церковь на этот раз не предлагал.

– Я вот что думаю, – сказал он, – надо на дачу к Валере подъехать, посмотреть, что и как, подозрительная это история, – он перешел на «вы», видно, так полагалось в делах практических, и продолжил: – Вы в эти выходные свободны? Давайте вместе съездим, а я попробую с Валерой созвониться – вроде он уже вернулся.

– Давайте съездим, лучше в это воскресенье, – согласился В.К., тоже перейдя на «вы» – начали его забавлять эти тонкости полковничьего этикета. – Может быть, и правда найдем на даче какие-нибудь следы, а главное костюм заберем, ведь костюм Аврам из театра взял и там просят вернуть. А Валера это, я так понимаю, хозяин дачи?

– Ну да, – сказал Рудницкий. – Я ему позвоню, а потом вам с утра в воскресенье. Подходит такой вариант?

– Подходит, – ответил В.К. – Жду вашего звонка.

Когда В.К. с Рудницким шли по улице дачного поселка, все там было так же, как тогда, когда год назад по этой улице шел Рудаки, неся в пакете темно-синий ретро-костюм: так же жгли на некоторых дачах костры, так же нависали над заборами ветки яблонь с пыльными яблоками, так же доносилась с недалекого кладбища похоронная музыка. Осень еще не наступила, но в природе уже чувствовалось что-то осеннее, умиротворенность какая-то или усталость, какая, бывает, чувствуется в лице не старого еще, но пожившего человека.

По дороге на дачу Рудницкий сначала расспрашивал В.К., интересовался поисками Рудаки и предлагал подключить к этим поискам приятеля своего, какого-то высокого чина из полиции города, но когда понял, что В.К. его– энтузиазма и тем более оптимизма не разделяет, замолчал надолго, и шли они к Балериной даче молча, и пару составляли внушительную: оба высокие, красивые, с сединой в волосах, но не старые, внушительности им добавляли еще и военного образца усы, которые носили оба, хотя В.К. никакого отношения к армии не имел и военных недолюбливал.

Вид их внушал почтение редким дачникам, стоявшим у калиток, а одна старушка даже, робко с ними поздоровавшись, поинтересовалась, не представляют ли они собой какую-нибудь комиссию, прибывшую вершить судьбу предназначенных к сносу дач. Когда же Рудницкий командирским баском сообщил, что никакую комиссию они не представляют, это ее явно разочаровало и даже расстроило. Не оставляли их своим вниманием и дачные собаки, которые, сдержанно рыча и изредка взлаивая, сопровождали их до самой Балериной дачи.

Хозяин дачи Валера уже ждал их с бутылкой и закуской из овощей и фруктов с собственного участка, поэтому к осмотру дачи удалось приступить не сразу – сначала пришлось выслушать сагу Валеры о его гастарбайтерских мытарствах в Польше, потом он долго сокрушался по поводу исчезновения Рудаки, потом пили за то, чтобы он наконец объявился, и вспоминали разные истории, связанные с исчезновением, в которых исчезнувшие люди чудесным образом возвращались, а потом Валера принес вещи Рудаки – белые брюки, черную рубашку и туфли – и это всех как-то сразу отрезвило. Все замолчали вдруг и молча смотрели на вещи, сиротливо лежащие на продавленном диване. Эти вещи, еще недавно принадлежавшие их исчезнувшему товарищу, странным образом подчеркивали необратимость случившегося. Сентиментальный Валера потер кулаками глаза и предложил: