Эрик Флинт - Горец

Какое-то время Ушер помолчал, устраиваясь на диване. Затем продолжил:

— Парнелл, может быть помнишь, именно тот адмирал, который вычистил гнездо “Рабсилы” на Эстерхейме, когда Законодатели воспользовались искоренением работорговли как предлогом для экспансии. Бергрен, как министр иностранных дел, дал этому официальное одобрение. Так что их убийство может показаться запоздалой местью Мезы. — Он еще раз отхлебнул из бутылки и свирепо фыркнул. — Идиот! Строит замки на песке.

Видя вытаращенные глаза Виктора, Ушер усмехнулся. Его беглый обзор намерений Дюркхейма оставил юного Каша глотать пыль позади. Далеко позади. Описание Виктором действий Дюркхейма не включало упоминания цели этих действий, по той простой причине, что тот оказался ими сколь разъярен, столь и озадачен.

Ушер подался вперед.

— Подумай, Виктор. Зачем ещё главе ГБ на Земле заводить связи с “Рабсилой” и её марионетками? И зачем бы ещё ему делать нечто столь сумасшедшее, как похищение дочери офицера манти?

Виктор покачал головой. Это было не жестом отрицания, а попыткой прийти в себя после потрясения.

— Не понимаю. Ладно Парнелл — могу понять, зачем бы Дюркхейму желать, чтобы его убили, как только он коснется ногой Земли. Но у нас уже было совещание по этому поводу — присутствовал весь офицерский штат — и нам не потребовалось больше двадцати минут, чтобы прийти к единогласному — в том числе и Дюркхейма! — решению, что обвинение автоматически падет на нас, что бы ни случилось с Парнеллом. Даже если он споткнется во время прогулки, или подхватит простуду. — Виктор поморщился. — Что только усугубит пропагандистский ущерб.

Гримаса застыла на его лице.

— Это действительно правда, Кевин? — тихо спросил он. — Я имею в виду то, что, как говорят, собирается сказать Парнелл?

Виктор безотчетно задержал дыхание.

— Виктор, — также тихо ответил Кевин, — я принял решение перейти в морскую пехоту в то день, когда услышал о том, что Сен-Жюст назначил Трека новым комендантом тюремной планеты. Это даже не было надписью на стене, это буквально горело в небесах. Каждый из давних участников подполья знал Трека и понимал, что означает такое назначение. Сен-Жюст таким способом дал нам понять, что старые добрые времена товарищества закончены . — Он вздохнул, вслепую нащупывая стоящую на столике возле дивана бутылку колы. — Да, — сказал он, — это правда. Нисколько в том не сомневаюсь.

Виктор с шумом выдохнул. Печаль сильно состарила его лицо. Он пытался справиться с потрясением.

— О’кей. Но я все еще не вижу, что от этого меняется. Мы знали — Дюркхейм сказал нам — что правдивы ли его обвинения, или нет — а Дюркхейм клялся, что все это ложь старого адмирала Законодателей-элитистов — но практически каждый в Солнечной Лиге ему поверит . Просто потому, что Парнелл и Харрингтон в конце концов всё ещё живы, а нас поймали на этом со спущенными штанами. Поскольку мы лгали об их смерти, естественно, кто же теперь поверит нам, если мы заявим, что всё, что они говорят восстав из своих предполагавшихся могил, сфабриковано?

Молодой офицер впервые отпил из своей бутылки.

— Поэтому я всё ещё не понимаю, что можно изменить. — Его бровь изогнулась. — Ты сказал и Бергрена тоже. Почему его?

Ушер фыркнул.

— По правде говоря, Виктор, Бергрен — это главная цель. Сомневаюсь, что даже Дюркхейм расценивает наши шансы избежать обвинения в смерти Парнелла лучше чем пятьдесят на пятьдесят, даже если его убьют Кощеи и даже если в деле будет замешан офицер манти. Но он сделан из того же теста, что и Сен-Жюст. Дюркхейм намного больше заботится о действительной власти, чем о впечатлении, которое производит на кого-то ещё. Бергрен — последний остаток режима Законодателей. Единственной причиной, по которой он после Революции остается здесь нашим послом, это то, что ему хватило удачи — или здравого смысла — перевезти сюда с собой всю семью. Так что у Сен-Жюста не оказалось подходящего способа принудить его к возвращению, где его было бы удобно в чем-нибудь обвинить и расстрелять. Или он мог просто “исчезнуть”. Поэтому решено было просто оставить его на месте. Раз уж так, существование Бергрена было способом продемонстрировать, что от Законодателей избавились из-за подлинных преступлений, а не в силу самого их статуса. “Видите? Мы же оставили одного из них — единственного честного человека в бандитском логове — в качестве главы посольства на Земле?”

Прежде чем продолжить, Ушер выхлестал половину бутылки.

— Но сейчас…

Он залпом прикончил бутылку. При виде этого, несмотря на мучительный процесс превращения многого из того, во что он верил, в пепел, Виктор с трудом удержался от смеха. Ушер мог заявлять, что пьет не настолько много, как все думают — в это Виктор готов был поверить — но такой отработанный процесс поглощения жидкости указывал на то, что “не настолько много” было всё ещё далеко от полного воздержания.

— Но сейчас всё изменилось. — Ушер встал и снова заходил по маленькой гостиной. — Возвращение Харрингтон из мертвых — не говоря уже о нескольких сотнях тысяч людей, которых она вытащила с Ада — потрясёт режим до самого основания. Дюркхейм чертовски хорошо знает, что сейчас единственной заботой Сен-Жюста будет удержаться у власти. Побоку заигрывания с публикой. Он не сомневается — как и я — что как только Парнелл прибудет, Бергрен официально попросит политического убежища. — Его губы искривились в усмешке. — О, да… Бергрен изобразит наилучшую позу “более в печали, чем во гневе”. И, поверь мне, этот вонючий лицемер хорош в таких делах.

На мгновение могло показаться, что мысли Ушера ушли куда-то в сторону.

— Случилось ли тебе, Виктор, с момента приезда сюда, приобщится к старинной форме земного искусства? К так называемым “кинофильмам”?

Виктор помотал головой, едва не высказав протест. Интерес к архаичным формам искусства — все это знали! — был классической приметой декаданса элитистов. Но он удержался. В конце концов, рушились все его убеждения, так зачем поднимать шум из-за чего-то столь незначительного?

Однако Ушер как будто почувствовал невысказанный упрек и одарил Виктора ехидной улыбкой с оттенком издевки.

— Тебе же хуже, малыш. А я приобщился, и многие из них великолепны. — Он мягко потер руки друг о друга и произнес со странным выговором: — Я в шоке! В шоке! Обнаружить, что в казино Рика играют в азартные игры!

Эти фразы для Виктора были полной бессмыслицей, но Ушер, похоже, находил их весьма забавными.

— О, да. Именно это Бергрен и скажет. Готов спорить, парень. — Он еще немного походил по комнате, размышляя. — Очевидно, что и Дюркхейм уверен в этом. Поэтому он собирается подсуетиться и обеспечить смерть Бергрена прежде, чем у того будет шанс попросить убежища. И надеется, что использование для мокрой работы “Рабсилы” и их местной банды Кощеев отведет подозрение от нас. В конце концов, у нас, у хевенитов, в этом отношении руки действительно чище, чем у кого-либо еще. Это не ложь.