Песах (Павел) Амнуэль - Монастырь

Стало легко. Аббад вскочил на ноги — посреди комнаты стояла Тали, рядом — Асиана с Крамусом.

— Я не смогла без тебя, Аббад, — сказала Тали. Сказали ее глаза, сказали ее руки, ее мысль прокричала это, и тонкие струйки слов разбрызгались по всей комнате.

Защита рухнула — то, что не получилось у монахов (да и старались ли они?), легко сделала Тали, нарушив данное Аббаду слово.

Осуждать ее?

— Я люблю тебя, Тали, — сказал он.

Не было смысла скрывать это.

Теперь придется сказать монахам правду, и они откажутся помочь.

Он навеки останется с Тали. Это счастье. Он никогда не сможет стать самим собой — это горе, которое невозможно вынести.

— Аббад, — сказал Сатмар, прерывая начавшуюся любовную игру, — теперь тебе нечего скрывать. Да, ты неплохо придумал: назвать неудавшуюся любовь причиной своего решения. Ты не виноват в том, что это не удалось. Ты не знал, что несчастная любовь — оксюморон. Но теперь тебе придется назвать истинную причину. Или… ты передумал и не хочешь больше встречи со смертью?

Слова монаха воспринимались, будто сквозь шумовой фон: Аббад видел глаза Тали и читал в них все, что она пережила, оставшись одна в темном и безрадостном мире. Он видел ее душу, раскрытую для него, как это было с первой их встречи, он обнял свою Тали, рассказал ей обо всем, что случилось с ним после их расставания, они опять стали единым целым — в духовном мире и в мире идей они слились в одно человеческое существо.

Что говорил монах?

— Простите, — сказал Аббад, и странным образом его голос содержал в себе интонации Тали, это она так растягивала звуки, — простите, Сатмар, я слышал, но…

— Да, мы понимаем, — улыбнулся монах. — Ты уже вернулся из любовного погружения?

— Мы…

— Все в порядке, — сказала Асиана. — Вопрос: ты передумал и больше не желаешь встречаться со смертью?

— Нет, — твердо сказал Аббад. — Я не передумал. Я хочу умереть и прошу вашей помощи.

— Тебе придется назвать истинную причину, — мягко сказала Асиана.

Защиты больше не существовало. Аббад был открыт, как книга, которую можно прочитать от первого до последнего знака и в материальном, и в духовном, и в идейном ее содержании. Однако Аббад сам поднялся на гору. Сам просил помощи. Он должен был сам назвать причину.

— Я почувствовал это в себе сразу после второго посвящения, — начал Аббад.

Он почувствовал в себе чужое и сначала не понял, что произошло. Второе посвящение он прошел неожиданно, когда меньше всего ожидал каких бы то ни было перемен. В школе «Зив», где он учился после окончания первой ступени, Аббаду было интересно и легко, у него оказалось много друзей не только среди учащихся — он подружился с керадами, многолапыми пушистыми и не очень умными животными, которые прекрасно чувствовали любое движение его мысли и, не понимая сути, всем существом поддерживали Аббада, часто заставляли его переживать экстаз и, следовательно, взрослеть.

В тот день Аббад играл с приятелями (среди них были и люди, и керады и мысли о будущем, не имевшие воплощения в материальной реальности), устал — скорее духовно, чем физически. Он вернулся в свою комнату и отгородился от мира, хотел отдохнуть перед экзаменом по химии духовно структурированных соединений. Аббад практиковал не полную медитацию (инстинктивно он опасался полностью погружаться в мир идей, боялся, что потеряет, выбираясь оттуда, какую-то часть своей телесной оболочки и останется уродом, чего, конечно, не могло случиться, но он все равно боялся, не умея еще управлять своим страхом), он лишь остановил в себе поток времени, затемнил пространство — в общем, сделал все, как учили. Обычно достаточно было нескольких минут, и физическая усталость проходила, а мысли расставляли сами себя в порядке очередности.

В тот раз, погрузившись в приятную темноту, Аббад почувствовал, как от пяток к коленям, а потом выше — к животу, шее и, наконец, к голове поднимается странный жар. Утомительный, но, в то же время, возвышенный, поскольку, не обладая материальными энергиями, он раздувался энергиями духовных исканий. Волна жара поднялась к голове, что-то переключила в сознании и схлынула, опять пройдя через шею в грудь, но там и оставшись, заставляя Аббада тяжело дышать, будто в комнате вдруг упало давление. Аббад умел перемещать свое тело в пространстве, у него и сейчас возникло инстинктивное желание оказаться там, где легко дышится — в долине Бирта, например, удивительно красивом месте, где тысячи водопадов создавали уникальное сочетание множества звуков разной высоты и силы. Возникала симфония, которую можно было слушать бесконечно. И воздух там такой…

Перемещения не получилось, а грудь сдавило сильнее. И голос. Чей-то низкий голос произносил слова, которые Аббад не мог понять. И еще смутное желание чего-то, что еще не случилось. Несбывшееся. Не произошедшее.

Будь Аббад в состоянии связывать кванты мыслей в целостные структуры, он понял бы, конечно, что начался процесс второго посвящения, и нужно отдаться потоку энергии, переходившему сейчас из мира идей в духовный, а из духовного — в физический.

Аббад сопротивлялся, и, возможно, из-за его неосознанного сопротивления что-то то ли порвалось в ткани пространства-времени, то ли, наоборот, склеилось не по обычным законам Клавиуса-Коретти, всегда ведь есть статистическая вероятность, погрешность…

Неважно. Это и тогда, и потом казалось ему неважным.

Он ощутил в себе вселенную. Он стал вселенной. Не вокруг себя, а внутри, в себе самом он ощутил движение, излучение, жизнь множества галактик, самых разных — сферических, как его родная Галактика Альбуаза, спиральных, будто закрученных энергетическим вихрем, были галактики и вовсе бесформенные — заброшенные звездные острова. Галактики собирались в скопления, разбегались друг от друга, а кое-где, наоборот, сталкивались.

Это я? — мелькнула мысль. Это во мне? Конечно, — сказал голос.

Десятка два галактик столкнулись в тишине пространства, и Аббад почувствовал легкий жар на уровне сердца, будто тоненькая игла вонзилась в тело и расплавилась, оставив вместо своей материальной сути гибкую мысль и не понятую еще идею.

Он медленно проплывал, пролетал… почему-то из его лексикона исчезли слова, обозначавшие движение в пространстве со скоростью, превышавшей скорость света. На его пути возвысилась, поднялась, приблизилась галактика… или это была лишь мысль о… или, возможно, проросшее в его душу стихотворение… нужно успокоиться, иначе он ничего в себе не поймет и не сможет выбраться из этого… этой…

Он летел, плыл, проползал между звезд, погружался в холодные недра туманностей, перехватывал излучение белых карликов и жарких шаров, которые не были ни звездами, ни черными дырами, а представляли собой щупальца идей, проникшие сквозь два мира в это материальное пространство.