Аркадий Львов - Две смерти Чезаре Россолимо (Фантастические повести)

— Уважаемый судья, — опять возмутилась Эг, — но стоит ли говорить о первом этаже, если уже три года мы безвыездно живем на девятнадцатом! И какое отношение это имеет к действиям моего супруга, гражданина Мака, и операции, жертвой которой он оказался?

— Никакого, — согласился судья. — Я дал вам материал исключительно для параллели.

— А мне не нужны ваши параллели! — воскликнула Эг. — Я жила, живу и буду, сколько захочу, жить на девятнадцатом этаже, а кому не нравится, пусть сам перебирается на первый этаж!

— Гражданка Эг, — спокойно произнес судья, — я снимаю свою параллель.

Хорошо, сказала Эг и попросила ввести в зал доктора Горта.

— Доктора Горта! — громко приказал судья.

В зал вошел трясущийся лысый человек, поддерживаемый под руки двумя служащими суда, — узнать в нем прежнего Радия Горта, щеголеватого медика, которому плешь придавала только большую респектабельность, было не слишком легко.

— Вот, уважаемый судья, посмотрите собственными глазами!

Судья взял колокольчик, намереваясь призвать к порядку истицу Эг и напомнить ей, что избыточная страсть только мешает объективному расследованию, однако новое происшествие отвлекло его внимание.

Всматриваясь в трясущегося человека, Мак, видимо, признал в нем доктора Горта и вдруг, причем никто даже не успел заметить, каким образом, вскочил на парту, которая оказалась для него великолепным трамплином. Дальнейшие намерения Мака не вызывали ниникаких сомнений и, промедли судья хотя бы четверть секунды, трудно было бы поручиться за жизнь доктора. Доктор, правда, и сам обнаружил недюжинную быстроту реакции и ловкость, удаляясь из зала, но главное было то, что не состоялся прыжок Мака: ноги его буквально приросли к парте, а тело, устремленное вперед застыло в воздухе.

В зале тремя волнами прошел стон, в котором странно сочетались явное облегчение и нетерпеливое ожидание новых осложнений. Судья нажал клавишу гравитатрона и очень строго приказал Маку занять положенное место. Мак послушно опустился на скамью, и профессор Аций Вист, глядя иа него, громко рассмеялся. Судья заметил профессору, что смех его весьма неуместен, профессор извинился, однако обратил внимание суда на несоответствие между картиной абсолютной неуправляемости Мака, представленной истицей;

Эг, и очевидной его дисциплинированностью.

Судья принял к сведению просьбу гражданина Ация Виста, во одновременно напомнил, что мнение о неуправляемости гражданина Мака поддерживают Органы Охраны Порядка. После этого разъяснения судьи оргоп-психолог Тета и оргоп-инспектор Эпсилон Кси попросили внести уточнение: перед словом «неуправляемость» поставить слово «частичная».

— Что значит частичная! — вскочила Эг.

— Совершенно то же, что у вас, — спокойно заметил профессор Аций и обратился за подтверждением к оргоп-психологу: — Разве не так, уважаемый докторант?

Отвечая на вопрос профессора, Тета сказала, что о подобии можно говорить лишь в очень ограниченном смысле, имея в виду общую тенденцию к частичной неуправляемости.

— Значит, — окончательно взорвалась Эг, — пусть он гуляет себе на свободе со своим обезьяньим мозгом! Нет, не надо мне такого!

Потом, хотя судья дважды призывал ее к порядку, она закричала, что будет жаловаться Совету Старейшин, и вообще, если этому Ацию Висту не прикажут пересадить новый мозг Маку, она уедет в другой Город и примет тамошнее подданство, потому что здесь нет справедливости, и пусть все Города об этом узнают!

Подчинись на мгновение естественному порыву негодования, судья воскликнул, что гражданин, который покидает свой Город, дабы сказать о нем дурное слово, заслуживает строжайшей кары, однако Город великодушен; он умеет прощать своим гражданам временные, случайные заблуждения, и спасибо за это, в первую чередь, родному и мудрому Совету Старейшин.

Публика одобрила судью аплодисментами, но, едва аплодисменты утихли, поднялось новое волнение, потому что истинный смысл слов Эг насчет обезьяньего мозга дошел до сознания публики во всем своем объеме только теперь. Судья очень строго предупредил присутствующих в зале, что суд может оказаться перед необходимостью продолжить свою работу при закрытых дверях, однако волнение не только не утихло, но, напротив, приобрело еще больший накал, поскольку у публики возникло подозрение, будто суд намерен скрыть от нее правду.

Судья, человек опытный и разумный, немедленно сориентировался, что нет ничего опаснее, нежели давать простор воображению и домыслам публики, в то время как правда, чем она суровее и жестче, тем больше чести делает тому, кто осмелился представить ее на суд общественности.

— Гражданин Аций Вист, — громко произнес судья, — что вы можете сказать по существу предъявленного вам гражданкой Эг обвинения? Напоминаю, ложные показания караются по всей строгости законов.

Профессор наклонил голову, свидетельствуя свою осведомленность в пункте о ложных показаниях, а гражданка Эг крикнула, что она только так, в сердцах, сказала насчет обезьяньего мозга, используя последний лишь как аллегорию, но никакого прямого смысла в эту аллегорию не вкладывала.

Судья на мгновение задумался и прикусил нижнюю губу, вроде бы досадуя на самого себя за непозволительную оплошность, однако профессор Аций Вист в это время произнес слова, после которых бессмысленно было уже оглядываться назад.

— Да, — произнес он, — гражданину Маку пересажен мозг антропоида. Обезьяны.

Зал ахнул и замер, и в мертвой тишине снова прозвучал голос профессора Ация Виста:

— Да, уважаемый судья, да, уважаемые соотечественники, у гражданина Мака обезьяний мозг. Но…

— Нет, нет! — судорожно замахала руками Эг, словно отбиваясь от огромной мерзкой птицы.

— Неправда! — закричали Хим и Кир, молодые физики, сослуживцы Мака. — Клевета! Никто не может позволить себе такого надругательства над гражданином нашего Города!

— Он лжет! — в один голос крикнули девушки из кафе «Астролябия». — Аций Вист, убирайся из нашего Города!

— Аций Вист, убирайтесь вон! — подхватили в последних рядах.

Судья трижды позвонил в колокольчик, прежде чем удалось восстановить порядок, точнее, не порядок, а то состояние равновесия на пределе, когда человек способен еще услышать не только свой, но и чужой голос.

— Уважаемые соотечественники, — сурово произнес судья, — замечательной чертой граждан нашего Города всегда было и останется навеки истинное уважение к правде; ибо правда — это информация, а без информации немыслим прогресс. Но практика показывает, что бывают еще отдельные случаи, когда не так-то просто отличить информацию от дезинформации и, наоборот, дезинформацию от информации. В подобных случаях незаменимым компасом для нас была эта социально врожденная наша любовь, к правде. Так неужели мы позволим чувству гнева, пусть даже справедливого, захлестнуть эту замечательную черту нашего социального характера!