Константин Мзареулов - Звёздный лабиринт – 2

Потом началось обсуждение каростинского творчества — настолько бурное, что Михаил вынужден был то и дело останавливать говорившего и просить произнести ту же фразу помедленнее. Когда очередной коллега назвал гостя основателем литературы о космических войнах, Каростин пошутил:

— Теперь я понимаю, почему Док Смит не пришел…

Все засмеялись. Эдвард Смит имел научную степень доктора философии, за что и получил среди писателей-фантастов прозвище Док. Какое-то время он пытался доказать, что его многотомные опусы о Линзменах и звездолете «Космический Жаворонок» заложили фундамент нового течения фантастики — «космической оперы». Так, по аналогии с ковбойскими «мыльными операми», называли романы, посвященные битвам звездных флотов. Однако было очевидно, что такое направление литературы открыли советские авторы: Николай Муханов с его трилогией «Пылающие бездны» и Михаил Каростин, создавший многотомную эпопею «Революция в эфире».

Лейнстер произнес небольшую речь, сказав, что в начале нашего века фантастика имела всего два течения: изложение научных и политических идей без грамотной литературной обработки, как это делали Жюль Верн и Герберт Уэллс, а на противоположном фланге — приключенческие боевики в стиле Бэрроуза и того же Дока Смита. Лейнстер заявил, что настоящая литературная фантастика началась с произведений Каростина, Беляева, Кэмпбелла и Хейнлейна. Это было очень приятно, и Михаил выступил с ответным словом.

— В основе произведения должна лежать яркая, интересная и, главное, новая научно-фантастическая идея, — говорил он. — Задача настоящего писателя — найти такую идею и тщательно обработать ее методами художественного творчества. На фоне фантастической посылки становится интереснее сюжет, наливаются жизнью образы персонажей. Современность дарит писателям уникальный шанс, потому что мы живем в эпоху величайших и удивительных открытий во всех областях науки и техники. Жюль Верн строил увлекательные сюжеты, исходя из примитивных законов механики. Что он использовал? Он использовал усовершенствованную подводную лодку и пушки, выстреливающие ядро с первой космической скоростью. Всего-навсего!

Попробуем же вообразить, как обогатят наш жанр последние изобретения и открытия…

На одном дыхании Михаил перечислил реактивную авиацию, деление атомного ядра, вычисляющие электромеханические машины, генетическую структуру жизни, теорию относительности. Вспомнил и самое свежее чудо физики — сферу Шварцшильда, из которой не способен вырваться даже стремительный луч света. Коллеги дружно загалдели. Началось обычное для компании литераторов явление — на ходу сочинялись десятки фабул, в основе которых лежали названные Каростиным машины и природные феномены. Самые интересные задумки выдавал Хейнлейн.

В общей суматохе совсем молодой, лет двадцати, паренек оттащил прославленного русского мэтра к окну и трепетно преподнес «Astounding» со своим рассказом «Strange Playfellow». Михаил перевел название как «Чокнутый друг детства», а юный автор пояснил, что в этом произведении речь идет о роботе-няньке по имени Робби. Кроме того, мальчишка торопливо пересказал историю своей семьи: он родился в местечке Петровичи под Смоленском, а вскоре после Гражданской войны его родители перебрались за океан. Затем он очень робко осведомился:

— Как вам удается так детально и красочно представлять мир будущего?

Пришлось излагать ему азы. То, о чем говорил советский писатель, потрясло американцев, ибо ничего подобного им прежде слышать не приходилось. Михаил сказал с пафосом:

— Четкая, зримая картина коммунистической перспективы, картина грядущего общества очерчена основными выводами исторического материализма. Марксизм, установивший объективные закономерности развития цивилизации, стал нашим непобедимым оружием. В магическом кристалле великого учения советские писатели ясно видят, какие формы примет жизнь людей в наступающей эпохе. Человечество неуклонно движется по ступеням прогресса: от первобытной общины, через варварство рабовладения и феодализма, через ад капиталистического угнетения, к высшей социально-экономической формации, то есть к коммунизму. Теория однозначно предрекла гибель эксплуатации, равно как торжество бесклассового уклада всемирной коммуны. Повторяю: построение коммунизма неизбежно, поскольку определено объективными законами общественного развития.

Кажется, американцы ему не поверили. Каростин злорадно подумал: «Погляжу я на вас лет этак через двадцать-тридцать, когда Запад окончательно загниет, а мы в СССР будем беззаботно жить при коммунизме!» Между тем юный автор рассказа о роботах продолжал:

— Значит, вы полагаете, что законы исторического процесса объективны?

— Это не я так полагаю, это — научно установленный факт, — рассмеялся Михаил. — Почитайте, дорогой коллега, работу товарища Сталина «О диалектическом и историческом материализме» — там все изложено очень доступно и доходчиво.

Ему показалось, что молоденькому писателю его совет не слишком понравился.

Откровенно поморщившись, парень снова принялся гнуть свое:

— Ваши замечания о научном прогнозировании будущих исторических событий очень меня заинтересовали. Я думаю, что можно написать серию небольших рассказов о кризисе и гибели галактической империи. Моделью такого процесса может послужить закат Рима… — Эмигрант со Смоленщины задумался, продумывая дальнейший сюжет, потом его лицо просветлело. — Например, величайший ученый той эпохи — дело будет происходить через десять или двадцать тысяч лет — разработает математическую теорию, которая позволит предсказывать предстоящие политические процессы. Этот ученый создаст тайную организацию… назовем ее, например, Foundation, которая имеет задачу смягчить эксцессы и сделать короче эпоху варварства, которая неизбежно следует за крахом великих империй. Только… — Он снова погрузился в размышления. — Надо придумать им какую-нибудь сугубо научную программу, которой они будут заниматься для прикрытия основной деятельности — Каростин, который воспринял его замысел очень несерьезно, в шутку посоветовал:

— Пускай энциклопедию пишут.

— Гениально! — вскричал восхищенный его фантазией американец и с жаром продолжил: — А в конце концов, благодаря их работе через тысячу лет в Галактике возникнет идеальное разумно организованное общество.

Снисходительно выслушав этот детский лепет, Михаил додумал, что у тощего сопляка получится в лучшем случае очередная «космическая опера», перенасыщенная вдобавок скучными политическими лекциями. Вслух он своего скепсиса, конечно, не высказал — зачем зря обижать ребенка. Каростин ободряюще похлопал собеседника по плечу и произнес: