Роберт Хайнлайн - История Будущего. Миры Роберта Хайнлайна. Том 23

— Нет, — возражал он. — Правительству ни в коем случае не должно быть позволено лезть в душу граждан без согласия последних, иначе у нас возникнет еще большая тирания, чем существовала раньше. Каждый человек имеет право на свободу выбора: принимать или не принимать Завет — даже в том случае, если мы считаем его безумцем!

Когда в следующий раз Дэвид Мак-Киннон попытался найти Персефону, он обнаружил ее чрезвычайно взволнованной. Его собственная оскорбленная гордость тут же была забыта.

— Ну, моя дорогая, — сказал он, — что же произошло в этом мире?

Постепенно он понял, что она присутствовала при разговоре Мэги и Доктора и впервые услышала о предстоящей военной операции против Соединенных Штатов. Он похлопал ее по руке.

— И это все? — облегченно заметил он — Я думал, что-нибудь случилось с тобой.

— «И это все… Дэвид Мак-Киннон, ты хочешь сказать, что знал обо всем этом и не беспокоился?

— Я? Чего ради? Да к тому же что бы я мог сделать?

— Что бы ты мог сделать? Отправиться туда и предупредить их — вот что бы ты мог сделать… А если говорить о том, чего ради… Дэйв, ты невозможен!.. — Она расплакалась и выбежала из комнаты.

Он внимательно смотрел ей вслед, открыв рот от изумления, а потом в нем заговорил его самый далекий предок, заметивший, что женщин трудно понять.

Персефона не пришла обедать Мак-Киннон спросил у Доктора, где она.

— Уже пообедала, — сказал ему Доктор, не отрываясь от еды. — И отправилась к Воротам.

— Что? Почему вы ей это позволили?

— Свободный человек. Да она меня бы и не послушалась. С ней ничего не случится.

Последних слов Дэйв уже не слышал, так как стремительно выбежал во двор. Персефона выводила из сарая маленький автомобильчик.

— Что тебе нужно? — спросила она с холодным достоинством, явно не соответствовавшим ее возрасту.

— Ты не должна этого делать! Именно там ранили Сгиню!

— Я еду. Пожалуйста, уйди с дороги.

— Тогда я поеду с тобой.

— Зачем?

— Чтобы присмотреть за тобой.

Она презрительно фыркнула:

— Как будто кто-то посмеет дотронуться до меня.

В том, что она сказала, была некая доля правды. Доктор и все его близкие пользовались личной неприкосновенностью — в отличие от всех остальных обитателей Ковентри. Это объяснялось тем, что в Ковентри почти совсем не было компетентных медиков. Врачи очень редко совершали преступления против общества. От психотерапии они отказывались тоже крайне редко, так что в Ковентри попало лишь несколько шарлатанов, от которых больным и раненым проку было мало. А Доктор был лекарем по натуре — он добровольно уехал в ссылку, чтобы иметь возможность практиковать без всяких ограничений. Его никогда не интересовала сухая теория, единственное, что ему было нужно, это пациенты — и чем сложнее был случай, тем большее удовлетворение он испытывал, когда больной выздоравливал.

Он был выше обычаев и выше закона. В Свободном Государстве сам Освободитель зависел от него, поскольку Доктор делал ему инъекции инсулина, предотвращая, таким образом, его смерть от диабета. В Новой Америке у него были покровители такого же ранга. Даже среди Ангелов Господа Бога сам Пророк выполнял указания Доктора без всяких возражений.

Но Мак-Киннона это не успокаивало. Он боялся, что какой-нибудь тупой болван мог причинить зло девочке, не зная о ее особом статусе. Но высказать свои соображения он не смог: Персефона внезапно тронула машину, и ему пришлось отскочить в сторону. Когда он встал на ноги, она была уже в долине. Догонять было не на чем.

Вернулась она меньше чем через четыре часа. Мак-Киннон этого и ожидал: уж такой ловкий человек, как Сгиня, не смог добраться до Ворот ночью, вряд ли молодой девушке удалось бы сделать это средь бела дня.

Теперь Мак-Киннон с нетерпением ждал случая, чтобы поговорить с ней. За время ее отсутствия он обдумал сложившуюся ситуацию. То, что ее затея не удастся, было ему известно заранее. Необходимо реабилитировать себя в ее глазах. И он сделает это самым лучшим способом: сам отправится к Воротам!

Возможно, она попросит его о такой помощи. Почему бы и нет? Ко времени ее возвращения он убедил себя в том, что она наверняка попросит его о помощи. Он согласится — просто, но с достоинством — и пойдет, может быть, его ранят или убьют, но он станет героем, если даже ему ничего не удастся сделать

И постепенно Мак-Киннон стал думать о себе как о благородном рыцаре…

Но она ни о чем не просила его, напротив, даже не дала ему возможности поговорить с ней.

Во время обеда ее не было. После обеда она закрылась с Доктором в его кабинете. Потом сразу ушла в свою комнату. Тогда Мак-Киннон решил, что имеет полное право лечь спать.

В постель, уснуть, проснуться утром… Но это не так просто. Чужие стены недружелюбно смотрели на него, и другая, критическая сторона его разума решила воспользоваться этой ночью. Дурак! Она не нуждается в твоей помощи. Кто ты такой? Чем ты лучше Сгини? Ничем. Для нее ты всего лишь один из множества, ничем не приметный человек.

Но я не сумасшедший! Оттого, что я предпочел не подчиняться диктатуре других, я не стал сумасшедшим. Впрочем, так ли это? У всех здешних нет мозгов, ну а что отличает тебя? Нет, не у всех — а как же Доктор и… Не обманывай себя, приятель, Доктор и Мама Джонстон оказались здесь по другим причинам: их не приговаривали к высылке. А Персефона родилась здесь.

А как же Мэги? Он, конечно же, рационален — или кажется таким. Он поймал себя на том, что обижен, чуть не до слез обижен явной стабильностью Мэги. Почему это он должен отличаться от любого из нас?

Любой из нас? Он отнес себя к остальным обитателям Ковентри. Хорошо, хорошо, признай это, дурак, — ты такой же, как и все они, тебя вышвырнули — потому, что ты не нужен порядочным людям и слишком упрям, чтобы согласиться на лечение.

Но от мысли о лечении ему стало совсем тошно. И Мак-Киннон решил для отвлечения чем-нибудь заняться.

Он включил свет и попытался читать. Но это не помогло. Почему Персефону волнует то, что произойдет с людьми за пределами Барьера? Она не знает их, у нее нет там друзей. Если уж он не чувствует обязательств перед ними, при чем тут она? Никаких обязательств? Ты жил разнеженной легкой жизнью многие годы; единственное, о чем тебя просили, — это вести себя хорошо. И где бы, интересно, ты сейчас оказался, если б Доктор спросил себя, обязан он тебе чем-нибудь или нет?

Мак-Киннон все еще устало пережевывал жвачку самоанализа, когда забрезжил рассвет. Он встал, накинул на себя халат и на цыпочках направился через холл в комнату Мэги. Дверь была приоткрыта. Он просунул голову и шепнул:

— Сгиня… ты не спишь?

— Входи, малыш, — тихо ответил Мэги. — Что случилось? Не можешь уснуть?