Александр Щёголев - Львиная охота

Автоматически зажегся свет.

— Это вы? — невольно вырвалось у дона Феликса. Он был потрясен. Он выдал себя с головой.

— Это я. А это «мигунов». — Я направлял пистолет на второго, на чернокожего. — Объясните вашему приятелю, что нет ни одной причины, которая помешала бы мне спустить курок. (Тот замер на полусогнутых, хищно оскалившись и взявшись рукой за брючный ремень). И еще скажите ему, чтобы сбросил на пол то, что у него на брюхе спрятано.

— Делай, — скомандовал Паниагуа.

Бандаж был расстегнут, проводки от устройства наведения выдраны, и разрядник упал к ногам гангстера. Я поднял брови. Разрядник был не простым, а кварковым.

— Теперь хорошо бы пристегнуться к этой штуке. — Я показал на стойку, на которой размещался комплекс аналитических весов, и перебросил черному брату наручники.

Стойка была жестко прикреплена к полу. Надежное место для долгой стоянки. Гангстер, поглядывая на босса, принялся неохотно исполнять и это пожелание.

— Не к верхней, а к нижней, — подсказал я.

Он присел на корточки.

— А вы, — кивнул я гватемальцу, — опорожняйте содержимое ваших карманов. И поживее.

Господин Паниагуа поморщился, однако принял к исполнению. На краю роскошного овального стола (резного, дубового) возник образцово-показательный набор предметов: расческа, электронный блокнот, сигареты, фирменные спички с надписью «Семь пещер», бумажник… Блокнот и бумажник изучим позже, подумал я, будет еще время… А это что? Два оптических шарика. Я присмотрелся и едва не расхохотался.

— Ах, вот какие материалы хранились в вашей хваленой шаротеке, — сказал я. — Кто-то, я слышал, жалел, что она сгорела вместе с подвалом. И чего было жалеть?

— Я ученый, — ответил дон Феликс с достоинством. — Я изучаю поведение животного, называемого человеком, во всем многообразии естественных проявлений.

— Кто же спорит, — согласился я. — Бросьте-ка мне их на секунду.

Опять это были кинокомиксы, отмеченные знаком Венеры и Марса! Казалось бы, красиво, поэтично — символы, обозначающие женское и мужское начало. А на самом деле — клеймо законченной дряни. Только для взрослых, да еще не для всяких взрослых. Они тут что, в этой их секте, подвинулись на похабщине? И опять наклейки содержали надписи на русском: один шарик назывался «ФемИна Негодяева», второй — «Ночной позор». Изготовитель комиксов — все то же неведомое «Масс-турбо»… Смешно. Одного порношарика, значит, почтенному этнографу было мало, он держал при себе сразу два: в нагрудном кармане, поближе к сердцу, плюс в кармане штанов, поближе к… Я вернул их хозяину, ни на миг не теряя контроля над комнатой.

— Складывайте все обратно, — приказал я. — Обыск закончен.

— Вы на самом деле русский? — спросил гватемалец, рассматривая мое лицо со странным интересом (надо полагать, этнографическим).

— Да знаю, знаю, — сказал я, — что вы русских мужчин не обижаете, только испанских женщин. Прошу вас на выход. — Я отошел подальше от двери, давая ему дорогу.

— О чем вы? — Он не двинулся с места.

Я почувствовал, как оставляет меня напряжение, уступая место ярости.

— О чем? Сеньорита Вардас была испанкой, за что и поплатилась жизнью.

— Мы не знакомы ни с какой сеньоритой Вардас, — холодно ответил Паниагуа.

— А ваш коллега Мигель Ангуло?

Он сделал шаг. Его смуглая физиономия стала сизой.

— Мы хотим понять, — глухо произнес он, — по какому принципу вы были избраны. Точнее, кто вас избрал — тот, кто подарил нам Холом-Ахпу, или тот, кто украл у нас Холом-Ахпу. Вор был русским по национальности. Вы знаете, о ком мы говорим. Потому мы и спросили, русский ли вы.

— Не надо ко мне приближаться, — попросил я его, не теряя из виду прикованного к стойке господина. — Лучше к двери. Вам же указали на дверь.

— Мы рады, что вы пришли, — сказал он, медленно перемещаясь к двери.

— Мне передали приглашение, и я пришел.

— Кто передал?

— Тот из ваших коллег, которому алкоголь в голову ударил. Вместе с бутылкой.

Гватемалец приостановился. Приплюснутое его лицо словно форму изменило, вытянувшись по оси ординат.

— Имя этого юноши Куих, — с торжественной укоризной сказал он. — Куих — это Солнце. Закончив земной путь, владыка Хун-Ахпу стал солнцем, так и Куих когда-нибудь примет имя Хун-Ахпу. Наш праздник еще будет. А вам мы ответим так: оскорблять человека, который добровольно вызвался принять имя бога, недостойно воина.

— Ах, вот почему этому богочеловеку было поручено стрелять мне снотворным в спину, — понял я.

Дон Феликс прикрыл глаза и шумно вдохнул.

— Мы объясним вам, какая участь ожидает храбреца, который принимает имя бога… Сильные руки поднимут его, юного и совершенного, покрытого благородными красками, к вершине пирамиды и уложат на черный алтарь, и будет много песен, много радости, а потом нефритовое лезвие рассечет грудь живого бога, любящие руки накома вынут теплое сердце и поднесут его палящему солнцу, а потом братья бережно спустят бесценное тело вниз по ступеням и снимут с него кожу, а потом бог воскреснет, когда чилан, облачившись в теплую кожу, исполнит священный танец… — Он неспешно дошел до двери и оборотился ко мне. — Говорю вам, праздник вернется.

Я мысленно присвистнул. Надо же, подумал я, вот и еще желающие красиво убивать.

— Наком — это кто?

— Наком стоит перед вами.

Поверить ему хотя бы на секунду — было чистым безумием.

— И когда вы любовно зарежете брата Куиха? — полюбопытствовал я, приблизившись к собеседнику.

— Повелитель обнимет его не раньше, чем Холом-Ахпу займет свое место на ложе. То самое место, где святыня отдыхала пять веков подряд, — сказал этнограф и прыгнул на меня.

Он все сделал, как я ожидал. Он ведь не зря столько слов потратил, заговаривая мне зубы. Я был готов и встретил его, как родного: нырнул под взметнувшуюся руку и обхватил неуклюжую тушу за шею. Паниагуа был очень сильным мужчиной, но я его удержал, пока выстреливал ему в яремную вену содержимое вакцинатора. Настало время для трофеев, захваченных в схватке с «богоподобным Куихом»! Вакцинатор содержал лошадиную дозу седаформа, поэтому удерживать гватемальца долго не пришлось: он сполз на пол, бессмысленно облизывая мясистые губы. В нем было много радости, а вокруг было много пения (это чернокожий пес рычал и рвался хозяину на помощь, но браслеты были крепче звериной преданности). Я усадил дона Феликса спиной к стене и вытащил из коробочки психолучевую «отвертку». Наушники я вставил ему в уши, а цифро-буквенный код, тисненый на внутренней стороне крышки, набрал на пультике.

— Спокойной ночи, приятного сна, желаем вам видеть козла и осла, — пробормотал я, настраивая психоблокатор. — Осла до полночи, козла до утра, спокойной вам ночи, приятного сна…