Ярослав Смирнов - Аэрогарды

Штерн-майор отошел в сторону. Д'Марья понял это как приглашение и вошел в открывшийся проем. Дверь за ним закрылась. Тайхманн остался в коридоре.

Со света д'Марья не сразу сориентировался и на несколько секунд замер на пороге, а потом разобрал, что находится в достаточно просторном, скверно освещенном помещении, до странности напоминающем большую академическую аудиторию — очень высокий потолок, амфитеатр кресел, на возвышении — кафедра и места президиума, за которыми находилось что-то, закрытое тяжелым бархатным занавесом.

Д'Марья оказался в проходе между амфитеатром и президиумом, и ему плохо было видно, что там есть или кто там находится, поэтому он отодвинул в сторону бархатную же штору, которая мешала пройти — нет, это, скорее, не институт, а театр, — и вышел к свету.

Ковер под ногами имел такую расцветку, что у аэрогарда голова пошла кругом: глухие черно-красные геометрические узоры чередовались со вспышками серебряных искр; первые навевали сонливость, которая почему-то тяжелым гонгом отозвалась во всем теле, а от вторых появилась резь перед глазами и моментальный пронзительный звон в ушах: нехорошо стукнуло в затылке, во рту пересохло так, что от омерзения д'Марья изо всех сил стиснул зубы; потом показалось, что черепная коробка потеряла твердость нормальной костной структуры, а мозг, наоборот, отвердел, но не усох, а расширился до пределов помещения, подземелья, взломал бетонные перекрытия скрытых в толще планеты этажей — д'Марья ясно увидел, как от нижних этажей построек форпоста куда-то вдаль идут широкие галереи, по которым прямо отсюда можно добраться до ребят с «Костромы», но их он разглядеть не успел или не смог, но четко понял, что все они живы, хотя сейчас его это почему-то совершенно не успокоило, — потом вышел на поверхность, где по-прежнему стояла прозрачная ночь… хотя на этот раз он не стал бы называть ее прозрачной — воздух кишел вихреватыми существами, и угреватыми бестиями, и ноздреватыми породами минералов и мыслей… но тут и двери, и все окна закрылись, и даже форточки и те завесились — д'Марья всегда соглашался с теми, кто в свое время подписал информационной сети приговор, — все части структуры тела встали на свои места, и он услышал глуховатый голос:

— Что с вами, рыцарь?..

Д'Марья с трудом отвел взгляд от дьявольского узора — некстати подумалось, что здесь лучше всего подошла бы сакраментальная фраза «оторвал глаза от пола», — и поискал того, кто с ним заговорил.

Он с удивлением обнаружил, что продвинулся довольно далеко от входа в зал и теперь стоит перед возвышением с «местами президиума», на которых расселись пятеро шварцриттеров — все в своеобычной форме, в головных уборах и почему-то в черных перчатках.

Сидели шварцриттеры, кстати, за столом, покрытым тяжелой на вид и блестящей тканью.

Внезапно д'Марья понял, что после разглядывания экзерсисов сумасшедшего геометра у него появилось ощущение полнейшей свободы и уверенности в своих силах: и вообще, чем дольше он находился на этой планете, тем более нахальным становился.

Он отчетливо козырнул и сказал:

— Я не совсем понимаю, о чем идет речь, господа. Боюсь, произошла ошибка — надеюсь, поправимая.

Шварцриттеры зашевелились.

— Как это — о чем речь? — недоуменно произнес один из них, крепкомордый, огненно-рыжий, лет сорока на вид — самый, кстати, молодой: остальным было явно под пятьдесят.

Д'Марья продолжал стоять по стойке «смирно».

— Осмелюсь указать, господа, на тот факт, что вы явно кого-то ждали. Причем вряд ли это наша группа шнелленвахе отдельной третьей роты фрегата «Данциг», командиром которой я являюсь.

Воцарилась тишина — по-настоящему немая. Д'Марья начал забавляться ситуацией.

— Но ведь вы же — шварцриттер?..

Это был тот голос, который вывел аэрогарда из геометрического транса.

Д'Марья внимательно посмотрел на обладателя голоса: очень маленький, очень сухой человек с очень черными волосами и совершенно бескровными тонкими губами.

— Никак нет. Капитан-оберст гевиттергренадирен Вальтер фон Кёстринг, к вашим услугам.

Внезапно люди в черном начали быстро переглядываться — это выглядело странно, даже неприятно: они вертели головами из стороны в сторону, при этом руки в черных перчатках ни на секунду не оставались на месте, а вот лица стали застывшими, как у восковых фигур.

И в одну из секунд — д'Марья не успел уловить, в какую, его это даже рассердило, — все замерло.

— Латентный рыцарь. Или скрытный?.. Очень интересно.

Д'Марья промолчал.

Помолчали немного.

— Ну что же, герр капитан-оберст, — негромко произнес тонкогубый. — Пожалуй, нам необходимо кое-что выяснить.

— К вашим услугам, — повторил д'Марья и щелкнул каблуками.

Шварцриттеры совершенно одновременно встали со своих мест.

Они оказались все одного роста, хоть и разной комплекции.

— Вас сопроводят, — сказал тонкогубый — главный он здесь, что ли? — и посмотрел поверх головы аэрогарда.

Д'Марья обернулся и увидел, как передние ряды кресел амфитеатра разъехались в стороны, обнаружив уходящий вниз пологий спуск, по которому поднимались двое крепких ребят в черном — без белых рубашек и вообще без знаков различия: младшие кнехты, догадался д'Марья, то есть рядовые. В руках у кнехтов были обнаженные стволы — армейские офицерские «вулканы» пятидесятого калибра.

Д'Марья посмотрел на тонкогубого.

— Проводите… рыцаря к сорок второму терминалу, — громко сказал тот, и кнехты моментально убрали пистолеты. — Мы будем позже.

Д'Марья козырнул, повернулся через левое плечо и направился в разверзшийся перед ним вход в очередное подземелье.

Кнехты почти неслышно ступали сзади.

«Сорок второй терминал» оказался довольно пыльным полутемным помещением, куда д'Марья и сопровождавшие его молчаливые кнехты добрались довольно нескоро, вдоволь напетлявшись по плохо освещенным коридорам с низкими потолками: причем во время своего похода они постоянно поворачивали налево с той же настойчивостью, с какой аэрогарду пришлось крутиться в правую сторону, бродя незадолго до этого по верхним коридорам.

Кнехты отперли здоровенный висячий, похожий на бутафорский замок на низенькой двери, завели аэрогарда в помещение и остались стоять у дверей. В полутьме их почти не было видно и уж совсем не было слышно.

Д'Марья постоял, пригляделся — этот «терминал» освещался двумя тусклыми желтыми настенными светильниками — и уселся в одно из низких плюшевых кресел, которых имелось ровно четыре.

Устроившись поудобнее — это оказалось совсем нетрудно: кресло было мягким и очень уютным, — он стал оглядываться по сторонам.

Тут д'Марья почувствовал на себе чей-то взгляд, повертел головой и вздрогнул. На стене висел большой застекленный портрет: смутно знакомое лицо пялилось из рамы черного металла с недоброй настойчивостью; однако самым неприятным являлось то, что черты полузнакомца были вписаны в перевернутую пентаграмму, что придавало им вид какого-то одомашненного, но своенравного животного.