Ариадна Громова - Поединок с собой

– А что ты хотел? – сказал Роже. – Мы еще легко отделались. Я с самого начала видел, чем это пахнет.

Он сидел на койке Альбера, похудевший, обросший, с красными пятнами ожогов на лбу и на щеках. Левая рука его, в гипсе и бинтах, висела на перевязи.

– Я не о себе, – с трудом проговорил Альбер. – Профессор Лоран…

– Профессор? – задумчиво сказал Роже. – Что ж, он ведь и до этого был тяжело болен…

– Если б лаборатория уцелела… – прошептал Альбер, глотая слезы.

– Да, если б… А после того как погибли все его ребята… Я было соврал ему, но он скоро узнал – и сразу…

– А какой диагноз? Как объяснили врачи его смерть?

– Найдут, как объяснить, не беспокойся. Сказала сестра, что инфаркт. Очень возможное дело, что ж. Да ты не плачь. Он все равно долго не прожил бы.

Альбер не шевелился: По щекам его катились слезы. Подумать только, все погибло, все, за что профессор Лоран заплатил счастьем, здоровьем и самой жизнью.

– Ну, не плачь. – Роже откашлялся. – Я тебя вполне понимаю, дружище. Но ты сейчас об этом не думай, а то не поправишься. У тебя башка здорово разбита была, уж я-то видел. Это кто тебя трахнул? Пьер? Ну, и меня тоже он, и Раймона. Сильный был, черт! Говорил ведь я: нужно оружие. Раймон говорит: не думал уже, что живым выйдет. Задержался бы я в аптеке еще минуты две-три, и конец.

– Что Раймон?

– Раймон? А чего ему? Выздоравливает. Видал его статьи? И фотографии, подлец, ухитрился сделать. Говорит, теперь они на вес золота. Еще бы, ведь пока пожарники добрались до Мишеля и других, никого узнать нельзя было, все обгорели, как головешки.

– Почему начался пожар?

– Вот уж не знаю. Говорят, короткое замыкание. Наверное, этот чертов Пьер хватил табуреткой по включенной плитке.

– Прибор для электромассажа, – вспомнил Альбер. – Когда они набросились на Мишеля, он делал массаж Франсуа. За что они убили Франсуа, не понимаю.

– Психи, что ты хочешь! Наверное, заступился за Мишеля… Да, но кто умер, тот умер. А вот каково бедняжке Луизе!

– А что с ней?

– Как – что? Обгорела вся. Волосы сгорели, лицо все обожжено. И вообще она сама не своя. Врачи говорят – нервный шок, но это по-научному, а попросту это называется: горе…

– Разве она так любила мужа?

– Не в муже дело, чудак. Она не мужа кинулась спасать, а своего красавчика Раймона. А он на нее теперь и глядеть боится. Зайдет, постоит у порога, а сам смотрит в сторону. У него палата вся цветами заставлена, как оранжерея, а любовных записок – полон столик. Каждый день к нему ходит не меньше десятка девочек, да все такие нарядные! Герой, как же! Сегодня одна прошла, блондиночка, с белой кошечкой на руках – все отдай, и мало! Везет человеку, ничего не скажешь…

Альбер отвернулся. Счастливый Роже, ему в общем-то совсем безразлично, что на его глазах погиб целый мир, фантастический, невероятный мир, созданный волей, воображением, нечеловеческой энергией одного гениального человека. «Профессор Лоран умер от горя. Я сам не знаю, что со мной делается. Я бы тоже хотел умереть, слишком все это тяжело. А Роже думает о том, какие шикарные поклонницы у Раймона. Это проще. Лучше жить проще. Но как же это сделать, если всю жизнь будешь помнить лабораторию профессора Лорана?..»

– Этого нельзя забыть! – сказал он вслух.

– Нельзя, это верно, – согласился Роже. – Я как закрою глаза, так все и вижу перед собой. Умирать будешь – и то вспомнишь.

– А чего ж ты всякую чепуху болтаешь?

– Чудак ты! Чтобы поменьше об этом самом думать! – снисходительно пояснил Роже. – А то ведь и свихнуться недолго.

В палату вошел Раймон. Он побледнел, похудел, глаза стали больше, это ему очень шло, и даже большое красное пятно ожога на левой щеке не портило его, а скорее придавало какой-то романтический вид. Плечо у него было перебинтовано и залито гипсом, но двигался он свободно и, по-видимому, чувствовал себя неплохо.

– Привет, друзья! – сказал он, садясь на табуретку у койки Альбера. – Как дела?

– Ничего дела, – пробурчал Роже.

– Не хотите поговорить с моими коллегами? Они жаждут подробностей, сами понимаете…

– А мы ничего такого не жаждем, сам понимаешь, – сказал Роже.

– Ну, как хотите, – мирно проговорил Раймон. – Я думал, вам будет интересно поговорить, рассказать людям, что видели…

– Ты лучше расскажи нам, как дела Луизы, – сказал Роже.

– Луизы? – Раймон вдруг заинтересовался своими ногтями. – Что ж Луиза? Она понемногу выздоравливает…

– А дальше как?

– Дальше? Ну, я пока ее не спрашивал. Она столько пережила…

– Вот именно! – сказал Роже. – А все-таки?

– Что – все-таки? – Раймон начал сердиться. – Я не понимаю, чего вы от меня добиваетесь!

– Ничего мы от тебя не добиваемся. Просто жалеем Луизу.

– Я тоже ее жалею, поверьте… – Раймон встал.

Роже посмотрел на него, презрительно хмыкнул и отвернулся.

– Что вы хотите, ребята? – Раймон вдруг заговорил совсем иным тоном, гораздо более серьезным и искренним. – Я понимаю, вы считаете, что я обязан… ну, словом… Но вы можете, меня понять, вы сами все это пережили… Как я погляжу на Луизу, так у меня в памяти встает эта кошмарная ночь, и… ну, просто ужас охватывает, бежать хочется куда глаза глядят… Вы не можете сказать, Роже, что я себя плохо вел тогда…

– Я и не говорю… – сказал Роже.

– Ну вот, а теперь мне страшно. Меня хватает на то, чтоб, стоя на пороге палаты, говорить с Луизой… и все… Я ничего не могу с собой поделать! Неужели вам это непонятно?

– Нам это понятно, – сказал Роже. – И это, и еще кое-что.

– А именно? – уже резко спросил Раймон.

– Именно то, что ты на этом деле хорошо заработал, как и рассчитывал. А накладные расходы никому не по вкусу. Вот и все.

– Я отказываюсь продолжать разговор в таком тоне, – заявил Раймон.

– Нужен ты мне очень, – сказал Роже, не поворачивая к нему головы. – У меня, понимаешь, тоже нет охоты с тобой разговаривать.

Раймон остановился у порога:

– Мне, право, очень жаль, что вы так настроены… Альбер, может, вы объясните Роже, что я…

– Выкатывайся, да поживей, – сказал Роже не шевелясь. – Нечего мне объяснять, я не маленький.

Раймон выразительно развел руками – мол, снимаю с себя вину, – и ушел.

– Чего ты к нему привязался, в самом деле? – морщась от головной боли, сказал Альбер. – Что ты хочешь: чтоб он женился на женщине, которую не любит? Кому от этого будет легче, спрашивается?

– Я хотел бы, чтоб на свете было поменьше сволочей. Вот чего я хотел бы, – сказал Роже. – А вообще мне на него плевать. Пускай делает свой бизнес, как говорят американцы.

– А ты бы мог жениться на женщине не по любви, а из жалости? – спросил Альбер. – Ты считаешь, что это правильно – так поступать?

Но с Роже, как всегда, было нелегко разговаривать.