Теодор Старджон - Венера плюс икс (Venus Plus X)

Его беспокойство началось три дня назад, когда сосед Смит, будучи в расстроенных чувствах, бросил это замечание через общий забор их участков земли. В первый момент Герб воспринял его как замечание дурного толка: он говорил о политике, а Смит свел все к совершенно иному. Позднее же, Герб обнаружил, что замечание не забылось. Видимо, Смитти носил в себе какую-то горечь и умудрился посеять ее и в душе Герба.

И горечь осталась, ее теперь нельзя вытравить.

Люди рождаются из самого грязного женского органа.

Герб понимает, что замечание Смита вызвано его проблемами, его собственным опытом, и он, Герб, не имеет к этому никакого отношения. Его же, Герба, беспокоит более глобальный вопрос: что же такое произошло с человечеством за всю историю его существования, что пусть даже один из его представителей начинает говорить такие грязные вещи? А может, это нечто большее, чем просто непристойная шутка? Может, это правда или почти правда? Может, именно это имеется в виду под первородным грехом? Мужчины испытывают отвращение к женщинам, и поэтому многие из них относятся к женщинам с презрением. Может, именно поэтому Дон Жуан и Лотарио, несмотря на свою жажду обладания женщинами, стремятся наказать как можно больше женщин? А что если мужчина подобен нормальному ребенку по Фреду, который уже прожил фазу ориентации на мать и вступил в фазу, когда он начинает ненавидеть свою мать? Когда мужчины начали презирать женственность, когда они объявили менструации нечистыми? До сих пор в некоторых святилищах практикуется ритуал, известный под названием «очищение женщин» — древняя церемония очищения после родов.

Герб, конечно, не может согласиться с этим. Он любит свою Жанетт потому, что она — женщина. Он просто любит ее и все.

Карин счастливо вздыхает во сне. Гнев, ужас и ярость его мыслей исчезают, Герб улыбается над своим ребенком, его душа стремится к нему.

Никто, думает он, никто никогда не писал об отцовской любви. Считается, что материнская любовь — волшебное выражение божьего промысла, а может, это продукт деятельности каких-нибудь желез? Кто как считает. Но отцовская любовь… очень интересная штука эта отцовская любовь. Тихий и законопослушный мужчина впадает в необузданную ярость, когда кто-то «обижает его ребенка». Герб знает по собственному опыту, что с течением времени отцовская любовь начинает распространяться и на других детей: вы понемногу начинаете испытывать добрые чувства по отношению ко всем малышам. Откуда это идет? Ребенок никогда не лежал в его утробе, не питался его соками. Материнская любовь ясна, понятна; ребенок — это продолжение плоти и крови матери. Но отец? Ведь он почти никогда даже не помнит спазматическую дрожь, длящуюся две-три секунды, с которой все и начинается?

Почему же никому не пришло в голову заявить, что человечество потому заполонили сукины сыны, что они вышли из самого грязного органа мужчины? Никому и никогда?

Потому что мужчина считается выше женщины. Мужчина испытывает настоятельную потребность чувствовать свое превосходство. Это не характерно лишь для весьма ограниченного меньшинства, которое на самом деле превосходит всех остальных, но, конечно же, тревожит властвующее большинство, которое таким превосходством не обладает. Если вы не можете добиться успеха в жизни, то единственный способ доказать свое превосходство — унизить другого человека. Именно эта неистовая потребность человечества с незапамятных времен заставляла становиться на горло побежденного врага, порабощать другие нации, расы. И это же самое мужчины всегда делали в отношении женщин.

Действительно ли они сочли их низшими или же все случилось наоборот: мужчины отвели женщинам низшее место по тем же причинам, вследствие которых они пытались доминировать над соседом?

Что причина и что следствие?

А может, это просто стремление к самозащите? Разве женщины не стали бы руководить мужчинами, если бы получили такую возможность? Не пытаются ли они проделать это прямо сейчас? Разве они уже не добились этого здесь, на Бегония Драйв?

Герб смотрит на освещенную лунным светом ручку Карин. Впервые он увидел ее через час после рождения и уже тогда поразился совершенством ногтей и очертаний; все было такое маленькое! Такое маленькое и такое совершенное! Станешь ли ты, Карин, своей маленькой ручкой натягивать поводья и дергать за веревочки? Пришла ли ты, Карин, в мир, который в глубине души презирает тебя?

Чувство отцовской любви поглощает его, он стоит неподвижно и в этот момент чувствует, что подобен воину, охраняющему своего ребенка от отвратительных сукиных сынов.

— Назив…

Сияющий от удовольствия лидомец стоял рядом с Чарли перед терракотовой группой.

— Что, Чарли?

— Можно тебя спросить?

— Что хочешь?

— Только по секрету, Назив. Может, это нехорошо?

— Не думаю.

— Если я выйду за рамки дозволенного, ты не обидишься? Ведь я здесь чужой.

— Спрашивай.

— Это о Филосе.

— О!

— Почему все здесь так нехорошо к нему относятся? Ладно, — изменил вопрос Чарли, — это сильно сказано. Просто его вроде бы… не одобряют. Не именно его, а что-то с ним связанное.

— О, — повторил Назив, — это пустяки.

— Ты не хочешь мне ответить.

Воцарилось неловкое молчание. Затем Чарли продолжил.

— Было сказано, что я должен узнать все о Лидоме. Считаешь ли ты, что я смогу составить свое мнение, если буду знать о Лидоме что-то не совсем хорошее? Или же я должен судить о вас только, — тут он кивнул на статую, по лучшему у вас?

Чарли увидел, что и лидомец, как раньше Филос, полностью обезоружен. Очевидно, правда имела огромное воздействие на них.

— Ты совершенно прав, Чарли Джонс, и мои колебания неуместны. Но при всем уважении к Филосу — я должен в свою очередь взять с тебя слово. Ведь это относится к Филосу, а не к тебе или мне.

— Я не скажу ему, что знаю.

— Очень хорошо. Филос немного не такой, как мы. Прежде всего, он скрытен, что в общем-то полезно. Его допускают ко многим вещам, которых нам лучше не знать. Но… создается впечатление, что ему это нравится, в то время как обычный лидомец скорее тяготился бы этим, хотя и считал такое доверие почетным.

— Мне кажется, что эта причина недостаточна…

— О, он не создает никаких неудобств! Во-вторых, возможно это и связано между собой: он не женится.

— Разве нужно обязательно жениться?

— Нет, конечно.

Назив провел языком по высохшим губам и нахмурился.

— Но Филос ведет себя так, как будто он все еще в браке.

— Все еще в браке?

— Он был в браке с Фруром. У них должны были быть дети. Однажды они отправились к краю земли — (Чарли понял, что имелось в виду) — и произошло несчастье. Оползень. Они оба оказались погребенными заживо. Фрур погиб, а Филос потерял вынашиваемых детей.