Ольга Елисеева - Дерианур - море света

-- Я с трудом понимаю, о чем речь, - шепнула ей графиня Нарышкина.

-- Терпите, душенька. - Брюс сделала над собой усилие и улыбнулась. К счастью, вы достаточно хорошенькая, чтобы позволить себе ничего не смыслить.

-- Говорят, у него даже генералы из прусских сапожников, хорошо, если из унтер-офицеров, - тихо заметила Нарышкина, бросив неприязненный взгляд на наследника.

-- Кто говорит?

Графиня побледнела.

-- О, нет. Вы напрасно так подумали. Лева никогда не мог бы сказать такого. Я слышала это от...

"Глупая гусыня. Научилась бы хоть язык держать за зубами, - вздохнула Брюс. - Болтает где попало, а потом спохватывается, что с ее мужем могут поступить круто. Да и поделом, будет знать, чего при жене брякать".

-- Что-то я не вижу за столом великой княгини, -- сказала графиня, чтоб переменить тему разговора. - Да и Понятовский какой-то хмурый, ничего не ест. Вы не находите?

-- Ой, что вы, -- зашептала Нарышкина. - К счастью для себя, вы опоздали и не видели этой стыдобищи. Ее высочество выбежала в слезах.

-- А что такое? - Встревожилась Брюсс.

-- Его высочество уже в начале обеда были весьма хороши и провозгласили тост за графиню Елизавету. Великая княгиня не стала пить. Тогда он потребовал, чтоб она пила здоровье его любовницы. Ее высочество, конечно, отказалась и хотела уйти...

-- Какой ужас! - Вырвалось у Брюс.

-- Слушайте дальше. Он догнал ее схватил за руку, подтащил к Понятовскому...

-- Боже мой!

-- Да, да. А потом при всех, вы понимаете? При всех сказал, будто не уверен, что браки действительно совершаются на небесах, что намерен исправить оплошность Господа и дарит свою жену тому, кто ей милее, а себе он давно выбрал кампанию!

-- Что же вы мне раньше не сказали? - Прасковья Александровна встала. - У ее высочества такое чувствительное сердце. Боюсь как бы она чего над собой не сделала.

-- Бог с вами графиня, - перекрестилась Нарышкина.

Брюсс громко объявила, что она ненадолго покинет кампанию.

-- А что, пунш тяжеловат? - Под гогот солдатни с другого конца стола осведомился великий князь.

Прасковья Александровна метнула на него короткий взгляд своих холодных, оливково-зеленых глаз и вышла.

-- Убила! Совсем убила! - Застонал Петр Федорович. - Возвращайтесь, сударыня! Нам без вас скучно!

Графиня проигнорировала последнее замечание цесаревича и выплыла из шатра. Она нашла Екатерину в ее покоях на втором этаже. Из открытого окна, выходившего на луг с шатрами, доносились бессвязные пьяные выкрики. "Два часа дня, а он уже набрался, как извозчик!" -- с отвращением подумала Прасковья Александровна о наследнике.

Полная добродушная камер-фрау попыталась не пропустить Брюс, но та властно отстранила Шкурину и быстро прошла туда, где за китайской ширмой слышались громкие всхлипывания.

-- Парас! - великая княгиня протянула к ней руки и вскинула заплаканное лицо. - Он.. Он молчал... Ты не знаешь... Меня при нем... А он молчал... Ненавижу...

Прасковья Александровна протянула Като стакан и поддержала ей голову.

-- Пей, пей скорее.

Великая княгиня набрала в рот воды, но не смогла ее проглотить. Слезы текли по ее красному распухшему лицу, все тело сотрясалось.

- Сердца никак не унять. - Екатерина схватила руку Прасковьи Александровны и прижала ее к груди. Брюс с ужасом ощутила резкие точки под своей ладонью, словно пойманная птичка билась о прутья клетки. - Нет сил. На что? Зачем? - Като захлебнулась. - Ужо ему! - Она погрозила невидимому врагу маленьким красным от натуги кулачком.

Брюс обняла великую княгиню и, тихо покачиваясь из стороны в сторону, стала баюкать ее.

-- А-а-а-а, все будет хорошо, все пройдет... - ее узкая, изящная ладонь путалась в темных, растрепанных волосах Като.

Баю, баюшки, баю,

Колотушек надаю!

Колотушек ровно пять,

Будешь ночью крепко спать!

Великая княгиня успокоилась. Она стала дышать ровнее, и на ее измятом, разом подурневшем лице застыла стоячая, как болото, тоска.

-- Ведь мне не много надо, Парас, - мягко сказала она. - Я только прошу оставить меня в покое. Для чего же? - Слезы снова навернулись ей на глаза, и Прасковья Александровна опять крепко сжала пылающую ладонь своей подруги. - Он выкинул это второй раз...

-- Второй раз? - Не поняла графиня. - Но каким образом?

Като грустно кивнула.

-- Смешно, правда?

Брюс отрицательно помотала головой.

-- Вчера ночью, я уже помолилась и легла. Все тихо, только часы: "тук-тук, тук-тук". Слава Богу, думаю, нет его. Вдруг голоса, развязные такие, за стенкой. Топот. Дверь пинком отворили, свет в глаза, и вся компания эта - голштинцы, Лизка. Обступили. Таращатся. Пьяные. Великий князь подошел, одеяло отдернул, стащил с кровати. Я в одной рубашке сквозной. Холодно. Из-под полу дует. Голова горит. Ноги ледяные. Все мутится, плывет... Он говорит: "Мадам, нам без вас скучно". Его друзья гогочут, а он с серьезным видом: "Я пришел с вами помириться. Будем добрыми приятелями. Берите своего любовника и идемте с нами веселиться!" Расступились: за ними Стась. Бледный. Молчит. Великий князь говорит: "Мы его встретили в парке и притащили сюда. Он ведь к вам шел, правда? Так чего прятаться?" Схватил меня за руку, толкнул к Понятовскому. А он... - голос Екатерины сорвался на самой высокой ноте и перешел в хрип, -- промолчал.

-- Подонок, - резко сказала Брюс.

-- Что он мог сделать? - Слабо возразила великая княгиня, но Прасковья Александровна заметила какой обидой зажглись ее красные, уже начавшие высыхать глаза.

-- Если ты его после этого не бросишь, можешь не рассчитывать даже на мое уважение. - в глазах графини засверкали колкие льдинки.

Като пожала плечами.

-- У меня никого нет, кроме него, - она смущенно разгладила ладонями платье на коленях. -- Он жалеет меня.

Ноздри Брюс гневно раздулись, но она не успела ничего сказать, потому что великая княгиня остановила ее жестом.

-- Мне 30 лет, Парас. Кому я нужна?

-- Мне тоже! - Черные дуги бровей графини взлетели вверх. - Ты, кажется, ставишь на себе крест? Я этого делать не собираюсь! - Она откинулась на спинку дивана.

-- Не сравнивай. - Екатерина вытерла ладонью распухший, бесформенный нос. - Где мой платок?

-- Да на, на, возьми. - Прасковья Александровна сунула ей в руку свой надушенный лоскуток шелка. - Что ты себя оплевываешь? Слава Богу, вниманием не обижена!

-- Кто, Парас? Кто не обижена? - С досадой воскликнула Екатерина. Великая княгиня, а не я. Кто меня знает, какова я, когда закрою дверь? Да и не надо это никому. Не я со Стасем, цесаревна с послом любятся... Вот где пусто-то!

-- Хочешь проверить? - Мрачное лицо Прасковьи Александровны вдруг просияло.

-- Что? - Устало спросила великая княгиня.

-- Ну, какова ты сама по себе? Чего стоишь без всего этого? - Брюс тряхнула перед лицом подруги английским кружевом своих рукавов.