Эдгар Берроуз - Великий ум Марса

– Нет! – воскликнул я, положив руку на его локоть. – Это было бы ужасно!

Он удивленно повернулся ко мне, а затем со злобной глумливой улыбкой закричал, скривив губы: «Плаксивый сентиментальный дурак! Кто смеет говорить мне „нет“?

Я положил руку на эфес длинного меча и, твердо посмотрев ему в глаза, сказал:

– Ты хозяин в своем доме, но пока что я твой гость. Так изволь обращаться со мной вежливо!

Он моментально обернулся ко мне, но взгляд его дрогнул.

– Я не подумал, – сказал он. – Давай оставим это.

Итак, я получил в ответ извинение – действительно это было больше, чем я ожидал – исход был удачным. Думаю, что с этого времени он стал относиться ко мне с гораздо большим уважением, но сейчас он медленно повернулся к плите, несшей смертные останки 4296-Е-2631-Н.

– Приготовьте объект для оживления, – сказал он. – Сделай так, чтобы можно было изучить все ее реакции. – С этим он оставил комнату.

К этому времени я уже был сносным знатоком оживления, но приступил к нему с некоторым опасением, хотя с уверенностью, что я был прав, подчиняясь Рас Тавасу, пока являлся членом его окружения. Кровь, которая некогда текла по венам прекрасного тела, проданного Рас Тавасом Заксе, покоилась в геометрически запечатанном сосуде на полке под трупом. Как я все делал раньше под бдительным взглядом старого хирурга, так я делал и сейчас, в первый раз самостоятельно. Разрезы сделаны, трубочки подсоединены, кровь нагрета и несколько капель животного раствора добавлены к крови. Теперь я готов был возвратить жизнь этому нежному мозгу, который лежал мертвым десять лет. Когда мои пальцы легли на кнопку, запускающую мотор, который должен был пустить жидкость в эти дремлющие вены, я испытывал такое чувство, что не представляю, что кто-нибудь из землян испытывал когда-нибудь что-либо подобное.

Я стал хозяином жизни и смерти, и тем не менее, когда стоял у начала воскрешения мертвых, то чувствовал себя скорее убийцей, чем спасителем. Я старался взглянуть на процедуру бесстрастно, через призму холодных научных интересов, но это плохо получалось. Я только видел пораженную горем девушку, тоскующую по потерянной красоте. Приглушенно выругавшись, я отвернулся. Я не мог сделать этого. А затем, как будто какая-то сила подтолкнула меня, мои пальцы безошибочно нашли кнопку и нажали ее. Я не смог бы объяснить этого, если бы не теория дуальности нашей психики, объясняющая многое. Возможно, мой субъективный разум продиктовал мне действие. Не знаю…

Знаю только, что я сделал это, мотор запустился, и уровень крови в сосуде начал постепенно понижаться.

Ошеломленный, я стоял, наблюдая. Вскоре сосуд был пуст. Я выключил мотор, отключил трубки, изолировал разрезы пластырем. Красный румянец жизни слегка окрасил тело, поднялась и равномерно опустилась грудь, голова слегка повернулась, шевельнулись веки… Долгое время не было других признаков жизни, затем вдруг глаза открылись. Сначала они были тусклыми, но вскоре начали наполняться вопрошающим изумлением. Они остановились на мне, потом прошлись по доступной части комнаты. Потом они вернулись ко мне и твердо зафиксировались на моей физиономии после того, как обозрели меня снизу доверху. Они только вопрошали, в них не было страха.

– Где я? – спросила она. Голос был, как у старухи, высокий и резкий. Ее глаза наполнились выражением испуга. – Что произошло со мной? Что с моим голосом? Что случилось?

– Подожди еще немного, пока не окрепнешь. Тогда скажу, – сказал я.

Она приподнялась.

– Я сплю, – сказала она, и затем ее глаза обозрели лежащее туловище и ноги, и выражение крайнего ужаса пробежало по ее лицу. – Что случилось со мной? Именем моего первого предка – что?

Пронзительный резкий голос раздражал меня. Это был голос Заксы, а Закса теперь должна была обладать милыми музыкальными тонами, которые безусловно гармонировали с прекрасным лицом, украденным у девушки. Я старался забыть об этих скрипучих нотах, думая только о красоте оболочки, которая когда-то украшала душу, спрятанную в старом и высохшем теле.

Она протянула руку и ласково коснулась ею меня. Жест этот был прекрасен, движения грациозны. Мозг девушки управлял мускулами, но странные грубые голосовые связки Заксы не могли более издавать нежные звуки.

– Скажи мне, пожалуйста, – она умоляла, слезы блестели в ее старых глазах. – Скажи мне, ты не кажешься жестоким.

И я рискнул, впервые за много лет.

Итак, я рассказал ей. Она слушала внимательно, и, когда я кончил, вздохнула.

– В конце концов, – сказала она, – это не так страшно, как я думала. Это лучше, чем быть мертвой!

Значит, то, что я нажал на кнопку, было к счастью. Она рада жить, даже будучи задрапированной в отвратительную оболочку Заксы. Так я ей и сказал.

– Ты была так прекрасна! – воскликнул я.

– А сейчас я отвратительна?

Я не ответил.

– В конце концов, какая разница? – спросила она вскоре. – Это старое тело не может изменить меня, сделать другой по сравнению с тем, чем я была. Хорошее во мне осталось, осталось все, что было доброго, милого. Я буду жить и делать хорошее. Сначала я ужаснулась – я не знала, что случилось со мной. Я думала, что подцепила какую-нибудь ужасную болезнь, которая изменила меня – это меня страшило, но сейчас… ну и что…

– Ты удивительна! – сказал я. – Большинство женщин сошло бы с ума от ужаса и горя – потерять такую красоту, как у тебя – а тебе все равно!

– О, нет, мне не все равно, друг мой, – поправила она меня, – происшедшего все равно достаточно, чтобы разрушить мою жизнь или бросить тень на тех, кто окружает меня. Я имела красоту и наслаждалась ею. Это было не омраченное счастье… Могу уверить тебя в этом. Из-за нее люди убивали друг друга, из-за нее две великие нации вступили в войну, и, возможно, мой отец или лишился трона или жизни – не знаю, так как была захвачена в плен, когда война еще свирепствовала. Может быть, она еще бушует, и люди умирают, потому что я была слишком красива. Но теперь никто не будет бороться за меня, – добавила она с печальной улыбкой.

– Ты знаешь, как долго была здесь? – спросил я.

– Да, – ответила она, – позавчера меня продали сюда.

– Это было десять лет тому назад, – сказал я.

– Десять лет? Невозможно!

Я указал на трупы вокруг нас.

– Ты лежала, как они, десять лет, – объяснил я ей. – Здесь есть и такие, которые лежат уже пятьдесят лет. Так сказал мне Рас Тавас.

– Десять лет! Десять лет! Что могло случиться за десять лет! Лучше, как они, – она указала на тела. – Я боюсь возвращаться. Я не хочу узнать, что мой отец, а, возможно, и мать погибли. Лучше так. Позволь мне заснуть снова! Можно?

– Это решение остается за Рас Тавасом, – ответил я. – Но сейчас я здесь, чтобы наблюдать за тобой.