Джон Браннер - Квадраты шахматного города. Научно-фантастический роман

«Истина всегда кажется неправдоподобной, — наставляет своего героя в «Мемуарах Мегрэ» сам Сименон. — Весь секрет в том, чтобы превзойти в правдоподобии природу».

Раз от разу такое дается все труднее. Рано или поздно рождается как бы вторая природа — вобравшая в себя все достоинства и недостатки творца. И вот ее-то превзойти немыслимо.

Феномен Агаты Кристи много проще. Однако было бы упрощением искать его разгадку в литературных реминисценциях. Конечно, Эркюль Пуаро и старая дева Марпл во многом пародийны, шаржированы, но все-таки они остаются Великими Сыщиками, подобно, скажем, толстяку Ниро Вульфу, гурмэ и ценителю орхидей, герою обширной серии Рекса Стаута. Под необязательной личиной удачеств, хобби и немощей бьется все то же стальное сердце Холмса. Более того, Кристи соблюдает все внешние элементы подобия. На роль отставного военного лекаря Ватсона она определила такого же простака — капитана Хастингса, а место импульсивного Лейстренда занял Джеп, тоже джентльмен из Скотланд-Ярда. Одним словом, знакомые все лица. И цель все та же. А вот условия игры изменились. Для Кристи традиционность мизансцены — только добавочный из вводящих в заблуждение ходов. Играя по новым правилам, она принуждает читателя избрать привычный дебют. Когда же мы спохватываемся, что забрели в тупик, уже поздно перестраивать фигуры. Появляются все новые граничные условия, заставляющие нас поочередно подозревать каждого из героев. Решение жгучей проблемы может быть выдано в двух вариантах. Убийца — либо тот, у кого лучшее алиби (простейший случай), либо тот, против кого, наоборот, выдвинуты самые тяжелые подозрения. Суть в том, что подозрения эти не только тяжелы, но и чуточку чрезмерны. Ровно настолько, чтобы вы усомнились в них и решили, что вас просто сбивают со следа. При быстрых поворотах сюжета даже минутного колебания достаточно, чтобы выбросить почти не имеющего алиби (дешевый вроде прием) Х из головы, потому что на повестке дня уже стоит Y с куда более тонко продуманной линией защиты. Но будьте уверены, убийцей окажется именно X. Найдя отмычку к методу Марпл — Пуаро, вы скоро научитесь лихо отгадывать. Весь вопрос в том, захотите ли вы это сделать. Но тут уже вступают в действие Великая Психологическая Загадка и охотничий инстинкт потребителя кроссвордов и шахматных этюдов.

Еще Бертольд Брехт заметил, что у детектива есть стереотипная схема, вся прелесть которой проявляется в ее вариациях: «Делая библиотеку в имении лорда местом убийства, ни один автор детективного романа не испытывает ни малейших угрызений совести в связи с тем, что это в высшей степени неоригинально. Характеры меняются редко, а мотивов для убийства существует мало. Хороший автор детективного романа не вкладывает слишком много таланта в разработку новых мотивов преступления и не размышляет над ними слишком долго. Не это для него важно. Тот, кто, узнав, что десять процентов всех убийств происходит в доме садовника, восклицает: «Вечно одно и то же!» — тот не понял сути детективного романа. С таким же успехом он мог бы в театре уже при поднятии занавеса воскликнуть: «Вечно одно и то же!» Оригинальность заключается в другом. Тот факт, что характерное отличие детективного романа состоит в вариациях более или менее постоянных элементов, придает всему жанру даже некий эстетический уровень».

Не оттого ли замирает сердце у героини С. Моэма, что она просто-напросто страстная театралка в брехтовском понимании?

Действие многих детективных романов действительно ограничено, причем подчеркнуто театрально. Оно протекает в международном вагоне, универмаге, на вилле (часто прилагается план), в номере отеля. Иначе нельзя. Дав больший оперативный простор преступнику, автор ставит в трудные условия сыщика, которому надо играть на публику. Если же необходимо расширить плацдарм до масштабов города, страны или даже нескольких стран, то ограничению автоматически подвергается число действующих лиц. Вспомните, пожалуйста, об этом, когда перевернете последнюю страницу романа «Квадраты шахматного города», действие которого разыгрывается в основном в границах Сьюдад-де-Вадоса!

В романе Станислава Андре Стимена «Шесть трупов» нет ни одного лишнего персонажа, мешающего читателю определить убийцу. Жестко выдержан принцип единства действия в «Восточном экспрессе» Агаты Кристи. В романе «Десять негритят» она сочетает оба принципа: десять гостей оказываются отрезанными от внешнего мира в роскошной вилле на острове Негра — одинокой скале среди бушующего океана. Один за другим персонажи уходят из жизни, а следовательно, — и из игры. (Нечто подобное уготовил для нас и Браннер!) Как в детской песенке «Десять негритят пошли купаться в море…», умирают один за другим все десять, а читатель остается один на один с нерешенной загадкой. Разгадка тайны лежит в бутылке, которую выловит шкипер сейнера. Убийцей окажется старый судья. Неожиданно? Да, если вы не изучили технологию другого, столь же захватывающего романа писательницы «Убийство Роджера Экройда», где преступник — доктор Шеппард. Одним словом, там, где вместо одного трупа оказывается целая гекатомба, выражаясь языком математики, сумма трупов, приходится вытачивать отмычку с особой бороздкой. Если хотите лишить себя удовольствия не угадать, найдите ее.

Однако число вариаций на детективных подмостках неизмеримо больше, чем полагал Брехт и чем хотел этого Ван Дайн. Встав на кровавый путь гекатомбы, воображение писателя подсказывает новую ступеньку, умножающую число преступников. У Стимена в повести «Убийца живет в двадцать первом номере» полицию сбивают со следа трое преступников, которые поочередно подменяют друг друга.

Оставалось сделать последний, поистине судьбоносный шаг размножить сыщиков. Пусть осторожно, скорее даже робко, он был сделан. Сначала исчез частный сыщик, холостой джентльмен (незамужняя леди), сочетающий интеллектуальные усилия по вычислению убийцы с чудачествами. Генри Тиббет из «Специального парижского выпуска» Патриции Мойес резко порывает со схемой. Мало того, что Тиббет является штатным сотрудником лондонской полиции, он еще и женат! Комментарии тут излишни. Не удивительно, что Мойес удалось создать оригинальный роман о современном промышленном шпионаже, органично сочетавший достоинства реалистической прозы и напряженность острой детективной фабулы с ее центральной линией и неизбежным вычислением искомого. Но самое поразительное в том, что мы даже не замечаем, что Великого Сыщика уже нет. Он ушел тихо и незаметно. О том, чтобы убрать его, задумывался еще Рекс Стаут. Не случайно он приставил к Ниро Вульфу энергичного, обладающего великолепной реакцией Арчи Гудвина, эффект, однако, получился ничтожный. В романе норвежской писательницы Герд Нюквист «Травой ничто не скрыто…» совершается уже радикальный отход от трафарета. В нем действует целая триада: штатный сотрудник полиции, филолог и врач.