Альфред Бестер - Человек без лица (The Demolished Man)

«Держитесь крепче, Гас. Это наемные убийцы Киззарда. Отчаянная шайка. Один раз чуть было меня не укокошили».

У Тэйта отключилось сознание. Он автоматически продолжал цепляться за люстру, но его связи с окружающим все больше и больше терялись, и Пауэл, почувствовав это, обратился к подсознанию.

«Держаться! Держаться! Держаться! Не отпускать! Не отпускать! Не отпускать!»

В подсознании Тэйта так явственно обозначилась обреченность, что Пауэл понял: никакими мерами Лига не смогла бы уже спасти его. Он неуклонно двигался навстречу гибели. Последние остатки чувства самосохранения иссякли, руки маленького щупача разжались, и он упал на пол. Вибрация затихла сразу после того, как, глухо шмякнувшись об пол, распалось тело. Черч тоже слышал этот звук и вскрикнул.

«Тише, Джерри! Еще не кончено. Держитесь».

«В-вы это слышали? Вы слышали ЕГО?»

«Слышал. Мы еще в опасности. Держитесь!»

Дверь ссудной кассы приоткрылась. Острый, как бритва, луч пробежал по полу. Задержавшись на три секунды там, где размазалось страшное месиво, луч мигнул и исчез. Дверь закрылась.

«Отлично, Джерри. Эти молодчики опять решили, что со мной разделались. Теперь вопите на здоровье».

«Я не могу спрыгнуть, Пауэл. Я не могу на это наступить…»

«Еще бы, Джерри, я вас понимаю».

Повиснув на одной руке, Пауэл схватил другой Черча за плечо и подтолкнул к прилавку. Черч спрыгнул. Пауэл последовал за ним. Их обоих мутило.

«Так вы говорите, что это кто-то из молодчиков Киззарда?»

«Конечно. У него целая банда психопатов. Не успеем выловить и спровадить в Кингстон одних, а Киззард уже подбирает новых. Он их приманивает наркотиками».

«Но что они имеют против вас?»

«Неужели не ясно, Джерри? Они работают на Бена. А Бен начал паниковать».

«Бен? Бен Рич? Но ведь они явились в мою кассу. Я мог здесь оказаться».

«Вы и оказались здесь. Что это меняет, скажите на милость?»

«Как что меняет? Рич не позволил бы им подвергать мою жизнь опасности».

«Вы в этом уверены?» — Образ улыбающейся кошки.

Черч остолбенел. Потом вдруг вскрикнул, охваченный яростью:

— Ах сукин сын! Ах распроклятый сукин сын!

— Не стоит горячиться, Джерри. Рич спасает собственную жизнь. Едва ли от него можно ждать сейчас особой щепетильности.

— Ну что же, если он спасает свою жизнь, то я займусь спасением своей, и пусть не жалуется на меня, подлец… Готовьтесь, Пауэл. Я ничего не утаю, коль скоро уж я раскололся.

После страшной гибели Тэйта, беседы с Черчем и очередного посещения полиции приятно было, возвратясь домой, встретить белокурую озорницу малышку. В правой руке у Барбары был черный карандаш, в левой — красный. Высунув язык и скосив темные глаза от усердия, она что-то старательно малевала на стенах.

— Бари! — строго воскликнул Пауэл. — Ты что это делаешь?

— Рисоваю картиноцки, — отозвалась Барбара, — славные картиноцки для папы.

— Спасибо, душенька, — сказал он. — Превосходная идея. Теперь пойди сюда и посиди с папой.

— Не-е, — ответила она, продолжая рисовать.

— Ты моя девочка?

— Дя.

— А разве моя девочка бывает непослушной? Мэри спутается папу.

Барбара взвесила в уме этот довод.

— Дя, — ответила она, сунула карандаши в карман и села рядом с Пауэлом на тахту, взяв его за руки своими выпачканными в мелу ручонками.

— Право же, Барбара, — пробормотал он, — твоя шепелявость начинает меня беспокоить. Может быть, тебе нужно надеть пластиночку на зубы?

Он сказал это полусерьезно. Как-то забывалось, то рядом с ним сидит взрослая девушка. Он заглянул в темные глубокие глава, сверкающие и пустые, как не наполненный вином бокал.

Медленно пробираясь сквозь верхние слои ее сознания, он приближался к густо затянутому покровом туч взбаламученному подсознанию. Слабый проблеск света там, за тучами, одинокий и трогательный, стал уже чем-то мил ему. Но сейчас его встретил не робкий проблеск, а острие луча, который мог бы исходить разве что от пышущей грозным жаром новой звезды.

«Здравствуй, Барбара. Ты, кажется…»

Откликом был такой взрыв страсти, что Пауэл поспешно отступил.

— Эй, Мэри! — крикнул он. — Скорей сюда!

Из кухни выскочила Мэри Нойес.

— Новые осложнения?

— Пока еще нет. Но скоро будут. Наша пациентка пошла на поправку.

— Я не заметила в ней перемен.

— Загляни вместе со мной внутрь. В ней ожили глубокие инстинкты. Где-то в самой, в самой глубине. Мне чуть мозги не выжгло.

— А при чем тут я? Потребовалась компаньонка? Охранять секреты девичьего сердца?

— Ты шутишь? Это меня нужно охранить. Протянуть руку помощи.

— Барбара держит тебя за обе руки.

— Я выразился фигурально, — Пауэл смущенно посмотрел на спокойное кукольное личико, прохладные пальцы, вяло прикасавшиеся к его рукам. — Ну, пошли.

Снова вглубь по темным переходам к пылающему в ней — к пылающему в каждом из людей — горнилу, вечному источнику душевных сил и психической энергии; безжалостной, безрассудной, алчной. Он чувствовал, как Мэри Нойес на цыпочках пробирается следом за вам. На этот раз он остановился поодаль.

«Привет, Барбара».

— Убирайся!

«Это же я, дух».

Его полоснуло ненавистью.

«Ты меня помнишь?»

Ненависть перешла в смятение, потом прихлынула жаркая волна страсти.

«Линк, спасайся, пока не поздно. Затянет в омут, потом не вырвешься».

«Мне нужно кое-что найти».

«Что ты найдешь? Там только страсть и смерть, во всей своей неприкрытой примитивности».

«Я хочу узнать об ее отношениях с отцом. Почему он чувствовал себя виноватым перед ней?»

«Делай как знаешь. Я ухожу».

Новая вспышка. Мэри убежала.

То отходя, то приближаясь, Пауэл двинулся в поход, настороженный и собранный, как электрик, который ищет среда нескольких оголенных проводов один — обесточенный. Где-то близко полыхнул разряд. Пауэл потянулся в ту сторону, отступил, оглушенный, и сразу почувствовал, как его облепил покров инстинкта самосохранения. Собравшись с духом, он погрузился в водоворот ее ассоциаций и начал их классифицировать. Вокруг бушевал такой хаос энергии, что Пауэлу не без усилия удалось оградить свое сознание от внешних воздействий.

Сигнализация соматических клеток — топливо всего этого котла. Реакции несметных биллионов клеток; их органические вопли; приглушенное гудение мышечных тонов; циркуляция крови и колебаний ее кислотности; все это пенилось и бурлило в неустойчивом равновесии, составлявшем душевный мир девушки. То тут, то там проскальзывали искаженные образы, полусимволы, незавершенные ассоциативные связи… Ионизированные атомы мысли.