Клиффорд Саймак - Кольцо вокруг Солнца

Генерал замер как вкопанный, ветер ерошил его серо-стальные волосы, и в горле сжимался непрошеный комок - гордость за своих и благодарность к чужим.

Кто-то тронул его за локоть.

– Пленные, - объявил пятнашник. - Я же говорил вам так и так.

Генерал попытался ответить, но слова отказывались повиноваться. Он проглотил комок и предпринял новую попытку.

– Мы ничегошеньки не понимали, - сказал он.

– У вас не было наших берушек, - сказал пятнашник. - Потому вы и воевали столь грубо.

– Мы не виноваты, - ответил генерал. - Мы же не знали. Мы никогда еще не воевали таким манером.

– Мы дадим вам берушки, - заявил пятнашник. - В следующий раз мы сыграем как надо. Будут берушки, у вас получится лучше. Нам легче дать, чем терять.

"Неудивительно, - подумал генерал, - что они и слыхом не слыхали про перемирия. Неудивительно, что были повержены в недоумение предложением о переговорах и обмене пленными. Какие, в самом деле, переговоры нужны обычно для того, чтобы вам вернули фигуры и пешки, завоеванные в игре?

И неудивительно, что у других инопланетян идея коллективно обрушиться на пятнашников вызвала лишь скорбь и неприязнь…" - Они вели себя неспортивно, - сказал генерал вслух. - Могли бы предупредить нас. А может, они привыкли к правилам игры с незапамятных времен…

Теперь он понял, почему пятнашники выбрали именно эту планету. На ней хватало места для посадки всем кораблям.

Он стоял и смотрел, как эскадры опускаются на скальный грунт в клубах розоватого пламени. Попытался пересчитать их, но сбился; хотя он и без счета знал, что Земле вернули все утраченные корабли, все до единого.

– Мы дадим вам берушки, - продолжал пятнашник. - Научим, как обращаться. Управлять просто. Никаких увечий ни людям, ни кораблям.

"А ведь это, - сказал себе генерал, - нечто большее, чем глупая игра. Да и глупая ли, если вдуматься в ее исторические и культурные корни, в философские воззрения, которые сплелись в ней?.." Одно можно утверждать с уверенностью: это много лучше, чем вести настоящие войны.

Впрочем, с берушками всем войнам придет конец. Те мелкие войны, что еще оставались, будут прекращены раз и навсегда. Отныне нет нужды одолевать врага в бою - зачем, если любого врага можно просто забрать?

– Будем еще воевать? - спросил пятнашник с тревогой.

– Разумеется! - воскликнул генерал. - В любое время, как только пожелаете. А что, мы и вправду такой хороший противник, как вы сказали?

– Не самый ловкий, - отозвался пятнашник с обезоруживающей прямотой. - Но лучший, какого мы встречали. Играйте больше - станете еще лучше.

Генерал усмехнулся.

"Ну, в точности сержант и капитан со своими вечными шахматами", подумал он.

Повернувшись к пятнашнику, он похлопал его по плечу.

– Пошли назад в палатку, - предложил генерал. - Там еще осталось кое-что в кувшине. Зачем же добру пропадать?

Была суббота, и дело шло к вечеру, так что я устроился на крылечке и решил как следует поддать. Бутылку я держал под рукой, настроение у меня было приподнятое и поднималось все выше, и тут на дорожке, ведущей к дому, показались двое: пришелец и его робот.

Я сразу смекнул, что это пришелец. Выглядел он в общем-то похожим на человека, но за людьми роботы по пятам не таскаются.

Будь я трезв как стеклышко, у меня, может, глаза слегка и полезли бы на лоб: с чего бы пришельцу взяться у меня на дорожке, - и я бы хоть чуточку усомнился в том, что вижу. Но трезв я не был, вернее, был уже не вполне трезв.

Так что я сказал пришельцу "Добрый вечер" и предложил присесть. А он ответил "Спасибо" и сел.

– Ты тоже садись, - обратился я к роботу и подвинулся, чтобы ему хватило места.

– Пусть стоит, - ответил пришелец. - Он не умеет сидеть. Это просто машина.

Робот лязгнул на него шестеренкой, а больше ничего не сказал.

– Глотни, - предложил я, приподнимая бутылку, но пришелец только головой помотал.

– Не смею, - ответил он. - Метаболизм не позволяет.

Это как раз из тех хитроумных слов, с какими я немного знаком. Когда работаешь в лечебнице у доктора Абеля, поневоле поднахватаешься медицинской тарабарщины.

– Какая жалость, - воскликнул я. - Не возражаешь, если я хлебну?

– Нисколько, - сказал пришелец.

Ну, я и хлебнул от души. Видно, чувствовал, что выпить надо позарез. Потом я поставил бутылку, вытер губы и спросил, нет ли чего другого, чем я могу его угостить. А то с моей стороны ужасно не гостеприимно было сидеть и лакать виски, а ему даже и не предлагать.

– Вы можете рассказать мне про этот город, - ответил пришелец. Кажется, его имя Милвилл?

– Милвилл, это точно. А что тебе надо про него знать?

– Всевозможные грустные истории, - сказал робот. Он, наконец, решил заговорить.

– Робот не ошибается, - подтвердил пришелец, устраиваясь поудобнее в позе, явно выражающей предвкушение. - Поведайте мне обо всех здешних бедах и несчастьях.

– А с чего начать? - поинтересовался я.

– Хотя бы с себя.

– С меня? У меня никогда не было никаких несчастий. Всю неделю я подметаю в лечебнице, а по субботам надираюсь в дым. За воскресенье мне надо протрезветь, чтобы с понедельника начать подметать снова. Поверь мне, мистер, - втолковывал я ему, - нет у меня несчастий. Сижу я на своем месте крепко. Свожу концы с концами…

– Но, вероятно, есть и другие…

– Что есть, то есть. Ты за всю жизнь не слышал столько жалоб, сколько нынче развелось в Милвилле. Тут у всех, кроме меня, целая прорва всяких бед. Еще бы куда ни шло, если б они не трепались про них направо и налево…

– Вот и расскажите мне, - перебил он.

Пришлось хлебнуть еще разок и рассказать ему про вдову Фрай, что живет чуть дальше по улице. Я сказал, что вся ее жизнь была сплошной мукой: муж сбежал от нее, когда сынишке едва исполнилось три годика, и она брала стирку и сдирала себе пальцы в кровь, чтобы прокормиться с ребенком, а потом, когда сыну сравнялось тринадцать или четырнадцать, не больше, он угнал машину и его отправили на два года в исправительную колонию в Глен-Лейк.

– И это все? - спросил пришелец.

– В общих чертах все, - ответил я. - Но я, конечно, упустил многие цветистые и мрачные подробности из тех, до которых так охоча вдова. Послушал бы ты, как она сама об этом рассказывает…

– А вы можете это устроить?

– Что устроить?

– Чтобы она сама мне обо всем рассказала.

– Обещать не могу, - заявил я честно. - Вдова обо мне невысокого мнения. Она со мной и говорить не захочет.

– Но я не понимаю…

– Она достойная, богобоязненная женщина, - объяснил я, - а я подлый бездельник. Да еще и пьяница.

– Она что, не любит пьяниц?

– Она полагает, что пить - грех.

Пришелец вроде как вздрогнул.

– Ясно. Видно, всюду, как присмотришься, одно и то же.