Брайан Стэблфорд - Течение Алькионы

Одно дело сидеть на стуле перед экраном внешнего обзора с остатками завтрака на столе, когда под ногами на ковре у тебя валяется окурок, и говорить о корабле. И совсем другое — стоять у него под брюхом и разглядывать его.

В Доме Джонни Сокоро "Хохлатый Лебедь" был абстрактным кораблем, который не может летать, сумасбродной мечтой. Здесь, в смутных очертаниях его строительных лесов корабль был живым. Реальность, полная содержания и красоты.

Я не Лэпторн, чтобы влюбиться в корабль. Но я космонавт. Корабли моя жизнь, моя кожа, моя сила и слава.

Когда я вижу корабль, я не теряю головы, захлебываясь в колодце эмоций, как это сделали бы шестеро из семи плохих космонавтов. Меня не ошеломляют прелести и величие кораблей. Но я знаю, для чего они предназначены. Я умею смотреть на них. А "Хохлатый Лебедь" был необыкновенен. Без сомнения.

Летные характеристики корабля в глубоком космосе не связаны с тем, как он смотрится на Земле, они связаны с уверенностью в нем пилота. Дель Арко прав. Этот корабль не был пулей — не стальной червяк и не гигантское металлическое яйцо на ходулях. Этот корабль был птицей. Он был создан для движения. Я не понимал толком, что имел в виду дель Арко, когда говорил, что корабль хорошо сочленен. Этот корабль напоминал живое существо — птицу с крыльями из блестящего металла. Альбатрос глубокого космоса. Лайнеры строятся, чтобы быть величественными, гордыми, могучими. Но сколь мало они могут гордиться собой можно понять только сравнив их с «Лебедем». Ив Лэпторн тоже была права. Этот корабль способен вытеснить в конкурентной борьбе корабли жесткого сцепления. Если бы он мог летать так же хорошо, как и смотрелся. Если бы только он вообще мог летать.

— Он прилично выглядит, — спокойно сказал я. Они улыбнулись, потому что знали, что я нарочно принижаю достоинства корабля. Они и за мной следили, не отрывая от него глаз.

— Закрой рот, Джонни, — сказал я, нарушая молчание. Малыш был, очевидно, сильно потрясен. Всю свою жизнь он прилежно изучал лайнеры вдоль и поперек. И только сейчас он понял, что же такое звездный корабль.

— Ну? — сказал дель Арко.

— Я бы хотел посмотреть управление, — сказал я. — Думаю, все мы находим корабль неплохим.

— Он великолепен, — сказал Джонни.

— Может быть, сказал я. — Но будь он даже самым красивым из всех кораблей — это не поможет ему в глубоком космосе.

Первое впечатление от увиденного начало тускнеть, и я медленно стал подозревать, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Корабль был слишком красив, чтобы принять вызов неумолимого глубокого космоса. Глубокий космос пуст и одинок и — кроме всего — безжизнен. «Лебедь» в каждой своей клеточке предполагал жизнь, но не выносливость, не истинно звериную силу. Разве он мог справиться?

Бросив первый взгляд на управление, я поразился. Старую «Джевелин» нетрудно было ощупать — в ее управлении не было массы забавных приспособлений. Только манипуляционные рычаги и панели выключателей и включателей. Плюс использование приборов. Но этот корабль был другим. Множество входов и выходов. Повсюду подающие сигналы счетчики. Изобилие дисков набора, чехол с датчиками, похожий на улей, комплект сигнальных электродов. Некоторые любят летать на корабле так, как будто подвергают себя серьезной операции. Я не люблю. Некоторые любят, чтобы на пульте отражалось все, что можно себе вообразить — например, с какой скоростью бьется их сердце или сколько тепла в их пепельнице. А мне нужно знать, что жизнестойко и что необходимо — в таком порядке. И ничего более. С такого угла зрения я был убежден, что не способен летать на таком корабле и никогда не буду способен. И никто другой, собственно говоря.

— Здесь есть чему озадачить, — сказал дель Арко. — Но большинство мониторных устройств работает по автоматическому режиму. О сигнальном сцеплении не беспокойтесь. Оно работает без какого бы то ни было осознанного контроля. Чехол очень велик из-за невероятно увеличенного сенсорного диапазона и чувствительности, достигнутой посредством происходящего в соты нервов корабля органо-металлического синапсиса. На этом корабле вы можете получить намного более высокую степень интеграции, чем на условной модели, и тогда абсолютная запутанность системы управления будет не столь пугающей. Она немного озадачит, но как только вы акклиматизируетесь, непосредственность восприятия более чем компенсирует изобилие поступающих и убывающих сигналов. Вы можете быть мозгом корабля, буквально его разумом и мыслью. Вы будете больше частью этого корабля, чем вы когда-либо были на борту «Джевелин». "Лебедь" и его пилот неразделимы. Они один суперорганизм. Вы можете стать Гигантом, Грейнджер, — путешествующим по космосу гигантом.

Все это, если в нем есть доля правды, плюс побуждающие мотивы, которые космонавт не может игнорировать, рабство или не рабство. Если дель Арко был прав, то за то, что он мне предложил, стоило продать душу. А он, колеблясь, редко проигрывает. Потому что истощает свою неуверенность при конструировании. Я колебался.

— Я не дурак, Грейнджер, — сказал дель Арко. На этот счет у меня были сомнения. Корабел был упрям, но сам этого не понимал. Он землянин-наземник, а не космонавт.

— Я буду капитаном «Лебедя» — продолжал он. — Но я не собираюсь указывать вам как на нем летать. И уж тем более не собираюсь объяснять вам, что возможно, а что нет. Все, что от вас требуется, это сделать все, что вы умеете.

— Но если в какой-то момент вы прикажете мне делать то, что я не согласен выполнить по какой-то причине, вы сумеете перевесить двадцать тысяч назад мне на шею прежде, чем я успею отыграть назад.

— Ситуация, подобная этой, не возникнет, — настаивал он. — Я буду на борту. Затем Джонни. И инженер, присланный с Новой Александрии. И, может быть, Эви. Я не стану упрашивать вас провезти нас через звезды. Этот корабль драгоценен. Не только из-за денег, которые в него вложили, но и в смысле определения его истинной ценности. Он сможет успешно доказать свою ценность только в руках, способных хорошо с ним управиться, и Новая Александрия установит положительную ценность своей работы по интеграции с чужими расами. Это могло бы сплотить между собой все народы галактики.

Я усмехнулся последнему заявлению.

— Не пытайтесь меня убедить, что ваши словоизлияния сумеют заставить меня поверить в то, что взаимоотношения между звездами находятся между процветанием и развалом, — сказал я. — Все, что вам нужно — это деньги. А мне какое дело до этого? Я на двухлетнем контракте, ко всем чертям! Считайте меня всецело заинтересованным финансовой стороной предприятия.

— Мы постараемся уладить вашу судьбу тоже, — пообещал дель Арко. Держитесь нас, и когда двухлетний контракт закончится, мы обеспечим вам новый.