Оксана Аболина - Конкурс Мэйл.Ру

Хиппа уже ушел. У Михаила в руках была колода карт — вероятно, он принес их с собой, у нас их отродясь не было, — гость показывал Длинноухому какой-то дурацкий фокус. Малыш с интересом следил за ним, смеялся, поблескивая глазами и раскрасневшись, давно я не видел его веселым. Дашка, не стесняясь постороннего, кормила Цыпленка грудью.

— Даша, — он поживет у нас, но всего два дня, не беспокойся, — вполголоса предупредил я.

— Да пускай остается, — ответила Дашка. — Посмотри, он такой веселый. Длинноухому с ним хорошо.

— Но он врет, он не наш, ты же сама это видела, он не православный.

— Ну и что? — сказала Дашка. — Ты прямо упертый какой-то. Можно подумать, остальные — не люди.

— Люди, конечно, люди, — согласился я. — Но с нормальным человеком можно общаться. Вот с Хиппой у меня же прекрасные отношения.

— И Хиппа, между прочим, сказал, что он нормальный дядька, а что врет — так в этом нет никакого криминала. Ну свойство такое у человека.

Михаил продолжал показывать фокусы Длинноухому. Периодами они оба оглядывались на меня и начинали громко хохотать. Я никогда не слышал, чтобы мой мальчик так цинично и нагло смеялся. Не знаю, когда с ним успел договориться Михаил, но между ними явно существовал молчаливый договор. И несмотря на шум, издаваемый гостем, я был уверен, что он прекрасно слышит, о чем я говорю с женой.

Мне стало невыносимо находиться среди них, я вернулся в спальню, сел за компьютер, соединился с Феей, сказал, что мне нужно посоветоваться с ней насчет той ситуации, в которой я оказался. Но Фея, к моему удивлению, выслушав мой рассказ, приняла сторону гостя. Я соединился с Шаманом, Одинокой Птицей, и оба они дружно стали уверять меня, что я слишком эмоционален, не объективен, что гость — нормальный человек, а я просто испытываю к нему естественную антипатию, как человек, который редко с кем общается. Я уже хотел выключить компьютер, как вдруг замигала лампочка экстренного вызова. Я включил линию. На ней был Ветер.

— Ветер, ты разве не умер? — удивился я.

— Конечно, умер. Я хотел сказать тебе, что я знаю, кто это, Скиталец, но только одно могу сказать — беги! Оставь семью и беги. Ты никого не сможешь уже спасти…

— Ветер, что ты такое говоришь? — взмолился я. — Я не могу бросить Дашку, Длинноухого, Цыпленка… — но Ветер не ответил.

Я вернулся на кухню.

— Кстати, паспорта у вас тоже нет? — спросил я Михаила.

— Почему же нет, есть, вам показать, подозрительный вы наш? — дружелюбно улыбнулся мне гость широкой белозубой улыбкой. Но водянистые глаза его смотрели мимо меня.

— Покажите, — потребовал я. Михаил протянул мне паспорт. Я посмотрел данные гостя. Иванов Михаил Александрович. Я взял бумажку и записал это, затем номер паспорта, прописку. Он был прописан в Питере. — У вас ведь есть здесь квартира, — сказал я.

— Ну и что? — ответил гость.

— Вы говорили, что вам негде остановиться.

— Вы просто завидуете, что я подружился с вашей семьей, — возразил Михаил.

— Причем здесь моя семья? Может, вы хотя бы не будете уходить от прямых ответов?

— А я разве ухожу?

— Да что ты привязался к человеку? — заступилась за самозванца Дашка. — С тобой просто ладу в последнее время не стало.

— Боже мой! Но он ведь все врет! Неужели ты не чувствуешь, что ему нельзя верить? — я схватился за голову.

— Да почему же нельзя? Михаил, простите его, что он такой невоспитанный. Кстати, а кто вы по профессии?

— Я? Я исцелитель, — улыбнулся Дашке гость. Он наклонил по-птичьи голову, глянул на меня, подмигнул и на долю секунды я увидел, что он показывает мне язык.

— Так вы доктор? — радостно воскликнула Дашка. — Посмотрите, пожалуйста, Цыпленка. Он заболел.

— Нет, — крикнул я. Внутри меня все похолодело.

— Ты бы сходил, проветрился, — улыбнулся мне гость.

— Действительно, ты совсем перестал соблюдать правила приличия, — поддержала Михаила Дашка. А Длинноухий вдруг заскулил:

— Дяденька Миша, а вы потом еще покажете мне фокус?

Я выбежал из кухни. Я выбежал из квартиры. Я выбежал из дома. На улице было холодно, а я выскочил в одной рубашке, шлепанцы на босу ногу. Я скинул их и побежал вокруг квартала. Мне надо было успокоиться. Я бежал. Бежал. Бежал. Круг. Другой. Третий. Тело ломило все более невыносимо. Плечо изнывало от боли. Но хуже всего было то, что я не мог держать дыхание, оно сбивалось, у меня заболела грудь, она стала вдруг огромной и горячей. На четвертом круге я споткнулся и упал. И увидел, как вылетаю из собственного тела. Только лежало оно не на улице, как мне казалось, оно должно было лежать. Оно было на тахте. В углу стояли испуганные Дашка и Цыпленок, оба плакали. На мне сидел Хиппа и ритмично нажимал на мою грудь. Михаила не было. Я облетел всю квартиру. Никаких следов самозваного гостя. Я так обрадовался, что не заметил, как оказался опять внутри собственного тела.

— Ох, тяжелая эта работа — из болота тащить бегемота, — слезая с меня, облегченно заметил Хиппа.

Я понемногу приходил в себя и начинал понимать, что все, что мне привиделось, было не на самом деле, а в бреду. Хиппа, пришедший на перевязку с утра, и поймавший момент, когда меня надо было вытаскивать с того света, уверял, что причина тому, что я чуть не умер — в болевом шоке. Во сне я забылся, лег на раненое плечо, усталое сознание не справилось с болью. Он сказал, что причин в самом деле множество, но эта — главная. Поэтому я должен не забывать просыпаться ночью и пить болеутоляющее и антибиотики в ближайшие несколько суток. Впрочем, Хиппа рассчитывал, что уже завтра придет транспорт, на котором мы отправимся туда, где можно будет безопасно спрятаться, и до пункта назначения он будет со мной неразлучен. А значит, сам за всем проследит.

Дашка понемногу начала собирать вещи, она меланхолично слонялась по квартире, переносила с места на место одежду, была растеряна, и не знала, что взять с собой, а что оставить. Нужны ли нам зимняя одежда, обувь, одеяла или их можно будет приобрести на месте? Хиппа сказал, что больше двух рюкзаков — того, что сможет нести он и Дашка — брать не стоит. Теоретически существовала вероятность того, что когда-нибудь мы сумеем вернуться в родной дом, и мы на это очень надеялись, поэтому всевозможные милые домашние безделушки откладывали без особого сожаления — не было ощущения, что мы прощаемся с ними навсегда. Обычные сборы, как перед пикником. Только на пикник должны были отправиться из пяти человек двое совершенно больных. Впрочем, Цыпленку было, кажется, лучше, хотя температура и не прошла совершенно, но была уже ниже тридцати восьми. Правда, его начал мучить кашель. Видеть, как страдает маленький человечек — всегда невыносимо. Он переехал ко мне на тахту — так легче было Дашке следить за нами обоими, пока она готовилась к отъезду. Дорожные иконы, Библия — об этом разговор не шел, — мы брали. Ноутбук тоже. А вот продукты? Нужны ли они с собой? Полдня прошло в разговорах о том, что нам в самом деле необходимо, а без чего можно обойтись.