Сергей Кузнецов - Полигон

– Это совсем недалеко... Я окажусь там быстро. Но мне нужно оружие...

– Подожди пару минут, – сказал Харон.

Он убежал. Я задумался. Успею ли я добраться до Выхода, если займусь Митькой? Но оставить его я не мог. Страшнее предательства не придумаешь...

Вернулся Харон в сопровождении обвешанных оружием байкеров – Вязальщицы и молодого парня, совсем мальчика, одетого в кожаную «униформу» с изображениями крестов на куртке и брюках.

– Я Крестовик, – представился паренек. – Мы с Вязальщицей идем с тобой.

– Зачем? – Я посмотрел на Харона. – Мне не нужна помощь, я прекрасно справлюсь один!

– Откуда такая уверенность? – Что-то в голосе Харона заставило меня заткнуться.

– А ты? – спросил я. – Ты разве не идешь с нами?

Он помотал головой:

– Я остаюсь с Каракуртом и его людьми. Очень хочется посмотреть, как они разделаются с «Воинами Ислама».

– Последний вопрос, Харон, – сказал я. – Что станет с этим миром?

– Какая тебе разница, ты ведь уходишь!.. Впрочем, могу успокоить: ничего хорошего.

Уходили длинной и душной кишкой оранжереи. По стеклянной крыше метались сполохи огня. Любоваться растениями не было ни сил, ни желания; именно в эти минуты я чувствовал себя незащищенным, не оглядывался по сторонам, смотрел только под ноги. Впереди бежала Вязальщица, потом я, замыкал Крестовик, который негромко матерился при каждом взрыве.

Мы были уже у выхода, когда над оранжереей в сторону дач пронеслось вытянутое стальное тело боевого вертолета. Крестовик приостановился, провожая его взглядом:

– Эх, б..., не увижу! Красивая будет расправа!

Мы промчались по дорожке до забора, отделяющего участок от леса, юркнули в небольшую калитку и остановились.

На Золотых дачах вовсю шел бой. За последние дни я так привык к этим звукам, что они казались мне почти родными. Ну вот, думал я, сцепились две паучьи стаи. Очень хочется, чтобы передавили друг друга. Но, принимая во внимание вертолет, у байкеров значительный перевес в вооружении, и «Воинам Ислама» придется туго.

Для нас в этом смысле Каракурт тоже не поскупился. У меня в «макарове» полная обойма, на плече – АКМ (не люблю это оружие за громоздкость и отдачу, но «узи» или «Кедр» мне никто не предложил); на ремне в специальных карманах – несколько обойм для автомата и пистолета. Мои спутники также вооружены неплохо.

– Я знаю короткий путь до «Лесной были», – сказал Крестовик и первым углубился в лес.

Засаду заранее не почувствовал никто из нас, и на этом история бы закончилась, но... человек справа хрустнул веточкой.

На это стоило посмотреть: мы трое, не сговариваясь, падали на спины, заранее выбрав сектора обстрела, которые бы не пересекались с секторами напарника и открыли огонь одновременно с теми, кто был в засаде. Мы были с ними в равных условиях: они видели нас, но не ожидали столь стремительной реакции, поэтому стреляли по стоящим ; мы же не видели их, но наш общий сектор обстрела был широк.

Мы зацепили пятерых – не знаю, насколько серьезно. Напор огня со стороны противника ослаб, и мы быстро переместились. Через мгновение в то место, где только что была Вязальщица, прилетела граната. Девчонка прыгнула еще дальше, чтобы не зацепило осколками, а я дал короткую очередь в то место, откуда швырнули гранату. Там заорали, крик перешел в вой; несколько раз в меня выстрелили с других сторон, но не прицельно, к тому же я опять отполз.

Бой прервался. Я почти физически увидел, как три оставшиеся в живых фигуры отходят, отползают, вжимаясь в землю и стараясь не шуметь.

– Не дайте уйти! – крикнул я, отпрыгнул, дал очередь. Теперь их осталось двое.

Я поднялся. Вязальщица и Крестовик тоже стояли на ногах, чуть пригнувшись, выпачканные в земле и иголках, и поводили стволами. Я свистнул, показал на пальцах направления отхода противника и дал команду одного оставить в живых. В тот момент я еще сам не знал зачем.

Крестовик ломанулся через кусты, нашел человека; послышался мат и одиночный выстрел. Мы с Вязальщицей, не скрываясь, отправились за вторым.

Это оказалась женщина. Несмотря на рану на бедре, она проворно, змеей, уползала с места боя. За ней тянулся тонкий кровавый след. Я окликнул ее и выстрелил в воздух, но она не остановилась.

Мы были совсем близко. Продолжая ползти, она дважды выстрелила в нашу сторону из пистолета. Вязальщица шарахнулась влево, потом отбросила свой «Кедр», выхватила из ножен на поясе длинный кинжал и прыгнула вперед, на ползущую женщину. Короткая схватка, пара ударов – и победа: враг распластан на спине, Вязальщица сверху, приставив кинжал к подбородку.

Мы с Крестовиком приблизились одновременно.

Немолодое и некрасивое лицо черноволосой женщины (она и одета была во все черное) было искажено яростью и болью. Она билась под сидящей на ее груди Вязальщицей, пытаясь вырваться, несмотря на нож. Глаза горели ненавистью. Вязальщица – даром что тоненькая – держала ее крепко, надавив коленями на предплечья. Суета соперницы ей надоела, к тому же она не хотела показать мужчинам, что плохо справляется; она жестко двинула кулаком левой руки в скулу женщины. Та тихонечко завыла и перестала дергаться.

– Ой! Я знаю эту суку! – радостно сказал Крестовик. – Ильясова баба, из «Воинов Ислама»! – Он подошел ближе и каблуком ботинка наступил на рану женщины. Та завыла громче, потом забормотала что-то, снова завыла. – На кого хайло раззявили, чурбаны?! – заорал он.

Женщина перестала выть, снова заговорила – негромко и быстро, не по-русски, с ненавистью глядя на Крестовика.

– А чего ж вас так мало в засаде? – спросил я, и она тут же оборотилась на меня; речь лилась без пауз, я не понимал ни слова, но знал, что в мой адрес звучат проклятия и угрозы: она словно хотела проговорить их как можно больше до того, как умрет.

Я махнул Крестовику. Тот убрал ногу.

– Это ведь Багира? – спросил я Крестовика, не отрывая взгляда от женщины.

– Она! – радостно подтвердил Крестовик. – Надо же! И нам досталось от праздничного пирога! Прям хоть вертайся к боссу с похвальбой, что мы Багиру поимели! Пускай он об этом Ильясу сообщит!

– Ну, поиметь себя она вряд ли позволит... – Я присел рядом с пленницей. – Одна старая женщина, – сказал я негромко (Багира затихла и пожирала меня своими черными ненавидящими глазищами), – сказала, чтобы я тебя остерегался. Вижу: не напрасно. Но сегодня не твой день. И в моем сердце нет жалости.

Она плюнула мне в лицо. Я вытерся рукавом, поднялся и скомандовал Вязальщице:

– Убей.

Вязальщица молниеносным движением полоснула ножом по горлу Багиры и отпрыгнула в сторону.

Тело женщины сотрясли конвульсии. Она захрипела, зажала длинный разрез ладонями, но от давления кровь хлынула сильнее. Она завозила ногами по земле, не отпуская рану, перевернулась на живот, потом на бок, с трудом вытянула руку, но до пистолета, отбитого Вязальщицей, дотянуться не могла. Еще несколько секунд – и все было кончено: Багира так и осталась лежать на боку, с остановившимся взглядом черных глаз и вытянутой окровавленной рукой.