Александр Щёголев - Агент Иван Жилин

– Да как вам сказать…

– А я, знаете, люблю его книги, жаль только, ничего нового он давно не издавал. Так вот, старик теперь живет у нас. Вы знали об этом? Поселился основательно, купил дом, и, по-моему, этот факт знаменует собой некую глобальную закономерность… Нет, нет, сумасшедшая нация! И Жилин ваш был сумасшедший, я о романисте, иначе не принял бы участие в нашей революции. Вы помните, как он описал наш город?

– Я не читаю путеводителей.

– Путеводитель! – хохотнул полицейский. – Это вы хорошо выразились, надо будет рассказать ребятам на активе…

В боксе я лежал один, да и во всем госпитале, насколько я понял, больных было мало. В этом городе не любили болеть. Я тоже терпеть не мог болеть, но мне сказали: «Лежите», и я выполнял. Спазмов больше не было, разговаривать и даже мыслить я мог уже вполне свободно. Слух, нюх и прочие чувства вернулись, и вместе с ними вернулось чувство полной ненужности происходящего. Время текло мимо распластавшегося на простыне тела… Не знаю, кто допрашивал остальных свидетелей. Меня развлекал вот этот вот начитанный толстяк. Или, наоборот, я его развлекал?

– Хорошо, что вы не читали ту книжку, – продолжал лейтенант. – Я говорю о «Кругах рая». Иначе у вас сложилось бы неправильное мнение о работе местной полиции, вернее, сложилось бы мнение, что никакой полиции здесь не было вообще. И не помогли бы никакие ссылки на то, что дело было до революции. Просто у полиции рук на все безобразия не хватало.

– Вредная книжка, – согласился я. – Мне становится стыдно, что я тоже Жилин.

Он опять хохотнул.

– Шутите? Это признак здоровья. Русские умеют по-настоящему шутить над собой.

В дверь просунулось маленькое веснушчатое лицо, утонувшее в красно-зеленой форменной панаме, и сообщило неожиданным басом:

– Товарищ лейтенант, сюда едет Бэла. Только что был звонок.

– Спасибо, Лесо.

– Бэла передает привет Ивану. Иван – это он?

– Это он, – откликнулся я.

Мой офицер привстал и поправил форму.

– Вот и начальство проснулось. Вы что, знакомы с Бэлой?

– С кем только я не знаком на этой планете.

– Тогда, не сочтите за бестактность… – несмело проговорил он. – Думаю, что вы имеете прямое отношение к упомянутому мной человеку, который столько сделал для нашей страны.

– А сам вы, кстати, не имеете отношения к одному знаменитому авиатору? – поинтересовался я у него, нахально меняя тему. – Ваш тезка. Тоже был русский, правда, давно умер.

– Какому авиатору?

– Который, помимо прочего, изобрел вертолеты. Хищную птичку по имени «Альбатрос» как раз его фирма сделала. Вашего прапрадедушку случайно не Игорем звали?

Лейтенант носил звучную фамилию Сикорски и был, вероятно, неплохим мужиком, хоть и не знал ничего про своего знаменитого тезку Игоря Ивановича, создателя вертолетов. Был он лет сорока, и еще был он упитанным, улыбчивым и разговорчивым. Но главной его достопримечательностью были круглые большие уши, торчавшие в разные стороны – как ручки у сахарницы.

– Мои прапрадедушки выращивали маслины, – с сожалением ответил он. – И сам я выращивал маслины, пока друзья не уговорили меня стать полицейским…

Наша беседа началась уже давно, и довольно любопытным образом. Я с такой тактикой ведения допроса до сих пор не встречался. Вместо того, чтобы пугать свидетеля нечеловеческой проницательностью или агрессивной тупостью, лейтенант Сикорски принялся делиться воспоминаниями о своих болячках. Возможно, решил, что психологическая поддержка прежде всего, а может, просто человек был такой. Оказывается, лейтенант всю жизнь чем-нибудь болел и к тридцати годам приобрел полный джентльменский набор – остеохондроз, гипертония, гастроэнтероколит, холецистит и что-то еще, во что мне вникать решительно не захотелось. Куда смотрят врачи, с ужасом спросил я, не понимая, к чему он клонит. Как вас вообще в инспектора-то взяли с таким послужным списком? В том-то и штука, торжествующе объявил полицейский, что теперь я здоров! Я научился жить иначе, сказал он, и в этом мое счастье. Мы все научились жить иначе. Вы все дружно стали вегетарианцами, поддержал я по мере сил эту неловкую беседу. Он отмахнулся. Вегетерианство – только шаг, только декорация. Кто-то считает, что вегетарианство по сути грех, гордыня в чистом виде, и тем оправдывает свои маленькие слабости, кто-то, наоборот, находит свой покой в самоограничении. Лично я, признался лейтенант Сикорски, в этом смысле совершенно безыдейный, я просто придерживаюсь рационального питания. Секрет в другом, сказал он мне, и вот это уже не декорация. Здоровыми становятся не постепенно, а в один миг, в один счастливый миг. Секунду назад ты был болен, а через секунду уже здоров. Понимаете? Нет, ничего я не понимал, и тогда мой гость посоветовал: отправляйтесь на холм, спросите у любого дорогу, вам покажут, а то давайте патрульную машину вызовем, пусть довезет вас до места. Зачем? Он удивился: ну так вы же хотели понять? Все в ваших руках, и нечего, нечего раскисать. Сам ты раскис, подумал я. Что ты можешь знать о том, как люди раскисают, что нового ты можешь рассказать об этом бывшему межпланетнику и бывшему шпиону, но вслух произнес только одно: к чему вся эта преамбула? А к тому, объяснил он мне, что если кто-то начал жить иначе, невозможно представить, чтобы он пожертвовал тем счастьем, которое имеет. Захотев дурного, человек нарушает гармонию своего же мира. Жители этого города увидели зависимость того, что они получили, от собственных ощущений и, тем более, от поступков. Вот почему в этом городе почти не совершается преступлений. В самом деле, получив однажды здоровье и ощущение счастья, узнав разницу между здоровьем и нездоровьем, кто захочет променять их, к примеру, на какие-то там деньги? Нет, невозможно представить… «Я к тому вам это рассказываю, – терпеливо вдалбливал мне страж порядка, – что у нас здесь давно не случалось ничего похожего, и мы думали, что ничего похожего у нас теперь быть не может. Так что погодите с преждевременными выводами, ведь нападение было совершено явно не местными жителями…» «…а такими же туристами, как и ты, бывший шпион Жилин», – мысленно закончил я невысказанный упрек. Меня разбирал смех. Неужели они боялись, что без этакого душераздирающего вступления я не стану помогать расследованию? Невроз, принявший эзотерические формы. И они еще называют себя здоровыми? «Дело было так, – ответил я офицеру, – записывайте мои показания», – и он послушно включил диктофон на запись…

– Значит, все ваши предки были крестьянами? – спросил я. – А вы, получается, сломали вековую традицию. Не является ли это вопиющим нарушением гармонии вашего мира?

Он встрепенулся.

– Типичное заблуждение новичка. Гармония вовсе не во внешних обстоятельствах жизни, а в том, как эти обстоятельства воспринимаются человеком. Гармония – она в состоянии души. Мой вам совет, Иван – разрешите мне вас так называть? – побывайте хоть раз на холме.