Александр Беляев - Мир приключений, 1983

Оперативный план действовал. Теперь Бурьян второй раз позвонил в сплавконтору:

— Бурьян говорит. Чертовски дел много. Мелких, ерундовых. Подождите, если можно, часиков до десяти. Раньше не выберусь, то есть выберусь пораньше, конечно, но учтите дорогу к вам: сплавконтора, к сожалению, не рядом.

— Меня это тоже устраивает, — мгновенно согласился Фролов, — я еще успею на лесосеку съездить. Так приезжайте, жду.

Оставался Соловцов, но до него Бурьян еще успел заглянуть к Левашовой.

— Все уже решено, Верочка. Фролова и Солода сегодня возьмем. Бросайте все ваши мелкие дела и поезжайте к Людмиле Павловне Глебовской. Скажите ей от моего и своего имени, что ее муж будет завтра утром освобожден. Дело по обвинению его прекращено. Естественно, что на своем посту он будет тотчас же восстановлен. Я лично думаю, что и сослуживцы все без исключения встретят его подобающим образом. Не первый год знают.

Левашова, молча выслушав его — только ресницы дрожали от готовых вырваться радостных слез, — вышла из-за стола и сказала:

— Можно мне поцеловать вас, Андрей Николаевич?

И, обняв, поцеловала его, как целуют только близкого человека.

Но Соловцов встретил его неприветливо, пожалуй, даже обиженно.

«Знает, — подумал Бурьян. — Тем лучше».

— Ерикеев только что звонил мне, — сказал Соловцов. — Просил дать людей для задержания какого-то Солода по делу Глебовского.

Бурьян, помолчав чуток, объяснил:

— Я говорю с вами сейчас не как прокурор, а как следователь прокуратуры. Так выслушайте меня спокойно и без раздражения. Вы соблазнились жарковской версией, как будто верной и вполне убедительной. Меня же, как прокурора, не удовлетворили его изыскания. Следствие он вел наспех, поверхностно, допрашивал свидетелей и обвиняемого, опираясь на единственную, наиболее удобную для него, версию. Передать в суд этот однобокий следственный материал я не мог и за отсутствием опытного следователя взялся за пересмотр дела сам.

Бурьян покашлял и продолжал:

— Это же посоветовал мне, сдавая дела, ныне областной прокурор, товарищ Вагин. Изучить и расследовать вновь, если найду нужным. Я и нашел, о чем вам отлично известно, и вы несколько раз помогали мне в моей работе. Так вот то, что не удалось Жаркову, удалось мне. Я сомневаюсь в виновности товарища Глебовского и выяснил, кем, как и почему было совершено убийство директора Дома культуры. Задумал его Фролов с целью судебно устранить отчаянно мешающего ему главного инженера завода. Ознакомьтесь с протоколом заседания парткома комбината, и вы поймете, что основания убрать Глебовского за решетку у Фролова были. — Бурьян положил перед Соловцовым пухлую папку с бывшим делом Глебовского и добавил: — Тут и мое обвинительное заключение есть. Прочтите.

Соловцов, надев очки, читал все это минут десять, а потом сказал со вздохом, не подымая глаз:

— Спасибо за урок, Андрей Николаевич. С Жаркова теперь не спросишь, а с нас можно и должно. Вы показали, как надо работать криминалисту.

— Еще не все сделано, Игорь Мартынович. Убийцы пока еще на свободе и, может быть, не предчувствуют своей участи. Но Ерикеев, давно уже занимающийся делом Фролова, обвиняемого в хищениях государственных средств, сегодня вечером задержит его, а ваши люди возьмут фроловского водителя и сообщника — Солода. Это и есть фактический убийца Маркарьяна, соавтор инсценировки, хитроумно организованной сообщником. Это наемный бандит, биографией которого давно бы надо заняться, чем мы, я думаю, и займемся завтра же. Лишь бы не сорвался наш вечерний «визит» к Фролову. Значит, даете инспектора?

— Хоть двух, — кивнул Соловцов.

— Предупредите их, что Солод, наверное, вооружен, а у Фролова охотничья двустволка.

— Мы тоже стрелять умеем, — сказал Соловцов.

Фролов налил полстакана водки — не мог он без нее, когда за сердце дергает. Посмотрел на часы: половина десятого. Хотел было за деньгами съездить, смываться уже пора: чует сердце, что не засудят Глебовского. А Ерикеев из милиции зачем-то на сплав то и дело мотается. Лучше бы, конечно, сегодня же взять деньги, да Мухин-сволочь над душой как нож виснет. Денег-то не малая толика: восемьсот тысяч, и все сторублевками, сам менял по частям в банке. Знают там, что ему плотовщикам либо зарплату платить, либо премиальные, ни разу никто ни о чем и не спросил. Да и уложены деньжата все в небольшом чемоданишке, однако по крышку набитом. Когда Мухину десять тысяч привез за Глебовского — этакую тонюсенькую пачечку, тот даже вопроса не повторил, где, мол, прячешь. Только спросил: все сторублевками? Пересчитай, говорю. И пересчитал, паук-крестовик.

Одного не знал Фролов: выследил его Солод в тот вечер. Догнал на грузовике до паромчика на реке. Река там пошире, но без порогов, да быстрая, все равно вплавь не осилишь. А паромчик-то всего из двух бревен на мокром всегда канате: для охотников, когда по вечерам лес вниз по реке не гонят. Предусмотрел все Фролов, и бревнышки паромные на том берегу закрепил, да только не знал, что Мухин у немцев в специальной школе всему научился и по канату ему на руках что по мосту перебраться. И перебрался, и по лесу бесшумно за Фроловым прошел, и сторожку вроде той партизанской, обыкновенную сторожку, какие лесники в любом лесничестве строят, вблизи увидел, и как Фролов ломом бревенчатый накат подымал, и по канату через быстрину успел назад перемахнуть, и на грузовике раньше Фролова домой попал. Что же и оставалось ему, как только натруженными пальцами сторублевки пересчитать.

Ну, а сейчас, увидев Фролова с бутылками, спросил втихомолку:

— Опять по-черному пьешь. Что стряслось?

— Твой дружок прокурор-следователь сейчас в гости придет.

— Зачем?

— Про тебя, между прочим, спрашивал.

— Не ври, Фрол, — озлился Солод. — Я на розыгрыш не клюю. Знать он меня не знает.

— Теперь знает.

— Что именно?

— То, что я тебе куток при своей конторе отвел. А ведь все знают, что я жильцов не пускаю.

— Подумаешь, беда — боевому корешу жилье дать.

— Беда не в этом, а в том, что он, по-моему, до всего докопался. Даже партизанскую мою карточку лично посмотреть хочет.

Зашуршали у дверей автомобильные шины.

— Приехал, — вздохнул Фролов.

Бурьян уже был в сплавконторе, когда Фролов перед ним распахнул дверь… И Бурьян за ним сразу увидел памятные волчьи глаза человека со шрамом, назвавшего его по блатной привычке легавым.

— Ну, я к себе в куток пойду, товарищ прокурор-следователь, — сказал он. — Нечего вам на мою красоту любоваться.

И ушел в свой соседний куток, в окно которого, как заметил еще во дворе Бурьян, была хорошо видна калитка и стоявшие за ней прокурорская «Волга» и чуть поодаль в сторонке фроловские «Жигули».