Александр Горбовский - НФ: Альманах научной фантастики. Вып. 9 (1970)

Зеленый росток пробился из почвы а полдень, когда солнце стояло уже над верхушками пальм. К вечеру с моря подул ветер, предвещая дождь. А утром над островами снова вставало солнце, и только размытые ливнем камни говорили о том, какой была эта ночь.

Так минули первый день и первая ночь в жизни растения, которое потом станет деревом, огромным деревом и даже получит название «драконового». 6000 лет отделяют нас от того дня. То было время, когда мир походил на огромную немую карту, потому что не было еще ни границ, ни городов, безымянны были моря и горы, а люди, ютившиеся вдоль побережий и у подножий гор, молились вою ветра, свету костра и не знали больших богов, чем божки из необожженной глины.

Проходили века. Где-то на отдаленных островах росло безвестное дерево. В мире возникали первые государства и первые войны прошли по земле. В год, когда колесницы фараона Рамсеса II встретились в битве с войском царя хеттов Муваталлиса, дерево впервые зацвело. На нем раскрылись большие белые цветы, через несколько часов они опали.

Минули еще века. Человечество переживало величайшие события и трагедии. Менялись очертания государств, рушились империи, гибли народы. Начались и минули крестовые походы, воцарилось и отошло средневековье, первые каравеллы Колумба отправились через океан. А дерево все так же стояло на берегу залива, и в листве его шелестел ветер.

Оно дожило до наших дней. Над ним, слышавшим стук каменного топора, проносятся теперь спутники. Кто знает, свидетелем и современником каких еще событий может стать это дерево, «драконовое дерево», растущее на острове Тенерифе, одном из группы Канарских островов.

Такова чудовищная несоизмеримость времени жизни какого-то дерева на богом забытом острове, и человека, провозгласившего себя (в одностороннем порядке) «венцом творения». Несоизмеримость эта будет еще большей, если мы обратимся к самым примитивным живым существам — к бактериям. Самые древние живые бактерии были обнаружены недавно в кристалле поваренной соли. Их возраст 500 000 000 лет. Сколь безмерно мала по сравнению с этой протяженностью жизнь человека!

Геродот повествует, что когда царь персов Ксеркс в 480 г. до н. э. делал смотр своим войскам, он вдруг заплакал и сказал:

— Воистину, мне печально подумать о краткости человеческой жизни. Через каких-нибудь сто лет ни одного, ни единого человека из всех них не будет среди живых.

Людям всегда казалось, что природа несправедлива к ним, отведя человеку столь краткое существование и обрекая его на смерть. Уже обитатели древнего Шумера, 5000 лет назад жившие на болотистых берегах Тигра и Евфрата, мучительно размышляли об этом. Почему боги, давшие человеку разум, наградившие его чувством, не наделили его бессмертием? С глиняных табличек, испещренных клинописью, сквозь провалы времен до нас доносится полный недоумения и скорби голос Гилыамеша;

Но никогда не стал бы человек тем, что он есть, если бы ограничивался лишь причитаниями. Вот почему Гильгамеш, герой первого в мире эпоса, отправляется в опасный путь за далекое море, чтобы достать там «цветок как терн», дающий бессмертие. Его, цветок этот, хочет Гильгамеш принести своему народу.

Бессмертие! Таков был первый крик, первое слово, которым человек возвестил о своем несогласии с тем неизбежным концом, на который обрекла его природа. Проходили тысячелетия, менялись представления о добре и зле, умирали боги и рождались новые, но неистребимой оставалась эта мечта, эта вера, что есть путь, единственный среди множества, ведущий к бессмертию. И к чести человечества всегда находились безумцы, искавшие этот путь. Кто скажет, сколько было их: безвестных и безымянных, рискнувших отправиться по следам Гильгамеша и не дошедших до цели, сбившихся с дороги и погибших на ложных тропах.

Эпос о Гильгамеше говорил о цветке, несущем бессмертие. «Махабхарата», эпос, принесенный в древнюю Индию племенами ариев, упоминает о соке какого-то дерева, продлевающем жизнь человека до 10000 лет. Очевидно, из индийских же источников позднее предание это было взято греческими историками, Мегасфеном и Страбоном. А Элиан, римский автор, живший в II–III веках, ссылаясь на Феопомпа, рассказывал о деревьях, плоды которых способны якобы возвращать утраченную молодость.

Все сообщения эти восходят, очевидно, к какому-то единому древнему источнику. Вот что говорит о дереве вечной жизни, произраставшем в раю (или месте первоначального обитания людей) библейский текст:

«И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни и не вкусил, и не стал жить вечно». Чтобы этого не случилось, человек был изгнан из рая, у входа в который был поставлен страж «и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни».

Первоначально и древнешумерский «цветок как терн» и дерево жизни выступали в качестве неких символов. И только позднее, когда сокровенный смысл их был утрачен, они превращаются в обыкновенное растение или дерево, сок и плоды которого удлиняют жизнь или возвращают молодость.

Подобная же утрата первоначального смысла или переосмысление произошло, очевидно, и с «водой жизни». В Древнем Египте эквивалентом православного «царство ему небесное» была фраза: «Да дарует ему Озирис прохладную воду вечной жизни!»

Эту воду вечной жизни индийцы представляли себе в виде источника или родника, древние иудеи — реки. О ней упоминает Геродот. Предания о воде вечной жизни существовали и у африканских народов, и у народов Америки, и у славян (живая и мертвая вода). По русским былинам, источник живой воды находится на острове Буяне, который стоит посреди океана. Но нет пророка в отечестве своем. Жители океанских островов, в частности Гавайских, наоборот, помещали источник вечной жизни далеко от своей родины, в стране, находящейся за много дней пути. Туда, на поиски источника вечной жизни, подобно Гильгамешу, отправлялся герой гавайских преданий Камапиикая.