Сергей Абрамов - Мир приключений, 1989

Вот тогда и нужно было задавать вопрос, над которым сейчас приходится ломать голову, ругал себя Виктор. А теперь остается только разгадывать загадки.

Он взглянул на рацию «тойоты», машинально протянул руку к тумблеру включения… и поспешно отдернул ее. «…Пока они проедут мимо тебя… подождешь примерно пять минут и… включишь рацию… на передачу…» — вдруг вспомнился ему жесткий, размеренный голос Невелинга-старшего.

— Включишь рацию на передачу, — повторил Виктор шепотом, — на передачу.

Значит… Значит… именно его рация, настроенная на известную ему волну, подаст сигнал для взрыва, его должен послать он, Виктор! А что, если это сделать сейчас, не дожидаясь, пока свершится преступление? Банку с взрывчаткой ему уже удалось незаметно прикрепить к «лендроверу» с адской аппаратурой. Теперь — настроить рацию на известную ему волну и подать радиосигнал смерти, упакованный в банку из-под сардин. Нет! Все это было бы слишком просто. Но почему ему приказано включить рацию лишь тогда, когда он будет от лагеря на довольно-таки значительном расстоянии? Видимо, сигнал сработает лишь на определенном расстоянии, примерно на том, которое «лендровер» на средней скорости преодолеет за пять минут. А здесь на такой близости от мины сигнал бессилен, и взрыва не произойдет. Поэтому пока можно крутить ручки настройки столько, сколько захочется.

И вдруг в груди у него вскипела шальная дерзость. Ты думал о смерти — так вот она, с тобою рядом, сыграй с нею в чет и нечет, проверь, прав ты или не прав в том выводе, к которому только что пришел. Ну, что ты медлишь?

И Виктор включил рацию… Сначала, если, конечно, в рации нет какого-нибудь смертельного сюрприза… на прием. Она была настроена на спецволну военных подразделений, переброшенных в эти дни в район готовившейся операции. Приказ гласил: маневры и отработка действий на случай массового вторжения из-за границы крупных отрядов террористов и регулярных частей армии соседнего государства. Район маневров закрыт вплоть до особого, распоряжения. И Виктор слушал, как эфир заполняли дурацкие кодированные фразы военных радистов: «Джек собирает хворост… Подбросьте муки для мельницы… У тети Элизабет разболелся зуб мудрости. Нужен дантист… нужен дантист…»

Кто-то в ответ обещал прислать муки и предлагал тете Элизабет обойтись без дантиста, кто-то сыпал нецензурщиной в адрес олухов, которые не годятся даже в сторожа на городской свалке, кто-то…

Виктор глубоко вдохнул, задержал дыхание, нашел на шкале нужную волну и… переключился на передачу. Секунда… другая… и ничего не произошло. В лагере Пингвина взрыва не прогремело. Значит, пока что расчеты его правильны. Он было обрадовался этому и тут же огорчился: как бы было хорошо, если бы все там полетело прямо в преисподнюю! И сразу же мозг пронзила иная мысль: «Но… если отъехать на какое-то расстояние, прикинув, сколько может „лендровер“ проехать по сносной дороге за пять минут, попробовать рацию на передачу раз, другой… В конце концов мина сработает!»

Он протянул уже руку к ключу зажигания, когда неожиданно раздался голос Пингвина:

— Уж не собираетесь ли вы покинуть нас, молодой человек! И в самый ответственный момент. Ай-ай-ай! Что же скажет по этому поводу мой старый коллега, ваш батюшка? И я уверен, вы нам здесь еще обязательно понадобитесь. Словом, как вы хотите, но я вас не отпущу. — И с добродушной усмешкой он кивнул на рацию: — А что в эфире? Шумно?

— Шумно, — принял его тон Виктор, поняв, что радист Пингвина тоже слушает разговоры заполнивших весь эфир военных. — Идут маневры.

Пингвин недовольно вздохнул:

— В мое время мы предпочитали тишину и не считали, что тот, кто платит деньги, может заказывать даже самую плохую музыку. Но… это я к слову. — И сразу сменил тему: — Так что пойдем?

Он взял Виктора, вышедшего из «тойоты», под руку и не торопясь направился к лагерю.

Они вышли на поляну, где стояла палатка, возле которой парни Пингвина готовились жарить мясо на гриле, и Пингвин отпустил руку Виктора, заглянул ему в глаза и понизил голос:

— У меня к тебе просьба, сынок… С этого момента рацией пользоваться я тебе запрещаю. Аппаратура у Гека — сверхчувствительная. А рация твоя, как ты сам понимаешь, источник радиопомех. Луч может исказиться, и тогда… рыбка сорвется с крючка. — Голос его окреп: — Словом, до конца операции ты к своей машине ходить перестанешь… Это приказ. Понятно?

Виктор машинально кивнул: в голосе Пингвина звучала нескрываемая угроза.

— Ну, вот и хорошо, — одобрил его реакцию Пингвин. — Так-то лучше. И вообще, я обещал твоему отцу, что присмотрю здесь за тобой… как когда-то присматривал за ним. И, как видишь, моя наука пошла ему на пользу.

Виктор отвернулся, стараясь спрятать глаза от острого, буравящего взгляда Пингвина. Ему чудилось, что Пингвин читает его мысли, что он уже понял, о чем думает Виктор и что хочет предпринять. Кольт, прижатый ремнем, больно врезался в тело, казалось, что Пингвин знает и о нем.

Весь остаток дня Виктор старался казаться как можно более беззаботным, перекидывался шутками с парнями Пингвина, весело смеялся, что-то беспечно напевал — и все время подмечал: чтобы он ни делал, где бы ни был, Пингвин внимательно наблюдает за ним, даже нежась под лучами мягкого солнца в шезлонге, прикрыв в сладкой дреме свои короткие веки.

И Виктор благодарил бога за то, что почти сразу же после своего приезда в лагерь ему удалось улучить момент и «примагнитить» мину под крыло заднего правого колеса «лендровера» — незаметно, с внутренней его стороны. Правда, теперь надежда его была только на кольт. Пустить его в ход Виктор надеялся в самый последний момент, когда погашенный им «изогнутый луч» уже поздно будет оживлять…

И вот все сорвалось. Теперь кольт был в руках у Пингвина…

Томительно текли последние минуты операции. По тому, как напрягся Гек, как судорожно вцепились его пальцы в приборную доску, Виктор понял, что именно сейчас должно произойти непоправимое. И весь он тоже в отчаянии напрягся, изготовясь к самоубийственному броску — к броску на радиста Гека и его аппарат-убийцу.

Пингвин, многоопытный Пингвин, заметил это, и сейчас же ствол кольта вдавился в спину Виктора:

— Спокойно, сынок, спокойно!

И Виктор понял, что, если он шевельнется, его не спасет ни один из приемов, освоенных им у лучших преподавателей спецшколы Системы.

Да, он проиграл. Безнадежно проиграл. Где-то в глубине ночного неба уже слышался гул приближающегося самолета. Он быстро нарастал, и вот уже вдали показались зыбкие огни. Самолет стремительно шел на снижение. В груди у Виктора все похолодело, его охватило отчаяние, кулаки его сжались…