Сергей Абрамов - Потому что потому

Чушь какая! Ну всунули в землю трубу из картона. Ну проволоку натянули. Камуфляж, ясное дело! Хотят его на «слабо» взять… Не дождутся!

А кстати, куда все-таки ведет проволока?.. Можно поглядеть. Так, из чистой любознательности. Не хвататься же за трубу: Они наверняка чего-то туда заложили. Не тол, конечно, а, например, это… Ну это… Как его?..

Фантазии у Вадима не хватало, зато осторожности — хоть отбавляй. Поднял невесть откуда взявшуюся суковатую сухую палку, раздвинул ею лопушиные листы, увидел убегающую к забору медную ниточку. Так и шел, с каждым шагом оберегаясь, вороша палкой лопухи, искренне надеясь, что никто его не видит. То есть никто из нормальных людей, жителей поселка. А Они, понятно, наблюдают, сомнений нет. Ну и хрен с ними, пусть радуются. Только не доставит он Им радости, будет бдительным, аки зверь.

Проволока подползала к забору, и Вадим, малость успокоенный, уже намеревался повернуть назад (за забором лежал чужой участок, не исключено — вражеская территория), когда следующим шагом он вдруг не ощутил под ногой опоры, качнулся назад, пытаясь удержать равновесие, но поздно: инерция движения неудержимо несла его в Неизвестность, и, проваливаясь куда-то вниз, в пропасть, в преисподнюю, он успел подумать: конец…

Преисподняя, впрочем, оказалась недалекой: не более метра в глубину (дальше Они не рыли — не успели или не хотели), но доверху заполненная ледяной колодезной водой. Плюхнувшись туда с размаху, подняв фонтан брызг, разъяренный Вадим тут же услыхал — способен еще был! — громкий хлопок, и в голубое, предвечерне темнеющее, кажущееся из ямы с водой невероятно высоким небо взлетела — откуда-то рядом! — огненно-красная ракета, потянув за собой серый дымный хвост. Она достигла наивысшей точки, застыла на секунду и, угасая, нехотя пошла вниз. Потом совсем исчезла. Падая в яму, Вадим оборвал-таки проволоку, связанную с ракетой-хлопушкой — той самой картонной трубой на выкошенной плешинке, — и законный салют отметил военный успех врага.

Матерясь, Вадим вылез из ямы: хорошо, что в плавках был. Они-то небось ждали, что он «в полном параде» в ловушку попадется… Не осторожничая уже, пошел, давя лопухи. У плешинки задержался: так и есть, картонной трубки и след простыл. Технически одаренные «цветы жизни» начинили ее смесью для фейерверка, которую, как еще со школы; помнил Вадим, составить несложно, о том во многих популярных брошюрах пишется. В том числе и в журнале «Наука и жизнь». Интересно, когда Они яму вырыли?.. Появление Зинаиды и ее липовые поиски вертолета — провокация. Яма вырыта раньше, возможно, в ночи, а Они прикинули точно с учетом психологического момента: Вадим, до макушки набитый подозрениями, свяжет Зинаиду с Ними, пойдет любопытствовать: что это она за домом делала? Не ошиблись, психологи…

Вадим вошел в дом, на всякий случай запер входную дверь, сменил мокрые плавки и уселся в плетенное из соломки кресло-качалку на террасе — логически рассуждать. Не то обидно, что выкупался, а то, что купили его на корню. И главное, покупка рассчитана на любопытного подростка. Выходит, он, большой дядя, ничем не лучше тех, кто пошел на него войной. Не умнее. А коли честно: Они умнее…

Странная штука: стыдное признание почему-то не расстроило Вадима, который до сего момента мнил себя куда как умным и рассудительным. Он никогда не считал себя азартным, не играл в карты, не просиживал деньги на бильярдном столе, рулетку только в кино видал. Он не умел проигрывать, потому что не играл. Ни во что. И если для его нынешних противников все происходящее считалось веселой и азартной игрой, и — волей-неволей! — Вадим втянулся в нее, то следовало, очевидно, признать: Они выиграли. Они вынудили его отступить, сдаться, бежать с поля боя. Еще недавно твердое решение «не обращать внимания» казалось ему сейчас наивным и глупым. Скоропалительным. Он сюда работать приехал, а не терпеть издевательства со стороны малолетних преступников, к кому не с томом Макаренко — с участковым милиционером подходить надо. Нет у него времени на пустое сопротивление!

Выходит, сдался? Что за вздорное определение! Если шум за окном мешает работе, то закрывают окно, а не пытаются своротить автомобили на другую улицу. И это, заметим, не считается поражением, но разумным выходом. Разумным …

И все же крутилось где-то внутри: сдался, сдался, сдался! Струсил, отступил, прикрылся приличным случаю доводом…

Цыкнул на себя: прекрати сейчас же! Тебе тридцать уже! Не уподобляйся мальчишкам! Завтра с утра — на электричку и в столицу, попишем первопрестольную, позволим себе некий урбанистический уклон, и будет это не уходом с колеи, но естественным ее расширением. Решено и подписано!

Да, ту бумажку с фломастерной надписью — «Осторожно: опасность!» — надо подобрать и прикнопить ко входной двери на террасу: в назидание всем тем, кого милый друг, дедов внучонок, дачным одиночеством благодетельствовать станет…

Шутим, балагурим: ни дед, ни внук в происшедшем не виноваты.

Хотя интересно: как это дед уживался с клоном?..

Встал, заходил по террасе из угла в угол — благо площадь позволяла! — вспоминал, что приятель о своем предке рассказывал. Вадиму сейчас что бы ни вспоминать — лишь бы от сегодняшнего отвлечься. Можно было, конечно, спать лечь, но чувствовал: не уснет. А валяться без сна — только мучиться…

Так что же дед?..

Вспомнил: хитрый приятель, уезжая в Москву, открыл шкафчик на террасе, показал ключ, спрятанный под перевернутой эмалированной кружкой, сказал приглушенным голосом:

— Это от второго этажа. От дедовых хором… Только… — он прищурился, как кот на солнцепеке, — не советую тебе туда лазить…

— Он что у тебя — Синей Бородой был? — пошутил Вадим. — А там — убиенные жены? Пыльные скелеты?

— Не скелеты, но кое-что, — таинственно продолжил приятель. — Мое дело предупредить, старичок, а там — как знаешь…

Вадим не придавал большого значения всей этой мишурной загадочности. Приятель его слыл хохмачом, любителем веселых и порой злых розыгрышей, без ерничества и шутовства себя не представлял, за что и ценим был во всех знакомых, близких и дальних компаниях. А человек хороший. Добрый, отзывчивый. А что шутник — плюс ему…

Вадим взглянул на часы. Можно, конечно, уехать в Москву сейчас. Еще не поздно. То-то и оно, что не поздно. Честно говоря, здесь, в запертой на могучую задвижку даче, Вадим чувствовал себя в безопасности. А на улице… И потом: переться к станции с чемоданом на виду у всех, официально признать поражение… Нет, лучше рано поутру, когда Они — это проверено! — спят без задних ног. А дело на вечер найдено и тем более занятное. Дед у приятеля — тот о нем много и часто рассказывал, любил старика, — был человеком непростым: до последних своих дней трудился в цирке. Только не артистом, не на манеже под лучами прожекторов, а скромненько — за кулисами: слесарил, столярил, паял, лудил. Золотые руки имел, цены ему в цирке не было. Все мог сотворить: от простой жонглерской булавы до сверкающей хромом ракеты, на которой воздушные гимнасты ловкость демонстрируют. Но чаще всего помогал иллюзионистам, фокусникам, мастерил им хитрейший потайной реквизит: и по их замыслам, и сам его сочинял. Приятель говорил, что после деда на даче много чего осталось… Вот и посмотрим, скоротаем вечерок, тем более — вспоминал Вадим — покойный дед антиквариатом интересовался, брал на реставрацию (не за деньги, из любопытства…) всякие старинные механические поделки (не блоху ли лесковскую?), а такие штуки Вадим любил и ценил. Если что забавное найдет — верил! — у приятеля выцыганит. Еще один аргумент в пользу утреннего отъезда…