На суше и на море - На суше и на море. Выпуск 11 (1971 г.)

Самолет кружил добрых сорок минут, и все это время эфир разрывала грубоватая речь пилота. Улетая, он раз десять повторил: «Держитесь, ребята, вы славные парни, сейчас мы вас вытащим».

Джой сообщил, что у них раненый, что они готовятся к спуску по ледяной стене и вынуждены сделать паузу в передачах. Получив ответ, вконец продрогшие, спустились они в свою тюрьму и облегченно перевели дух: здесь было тепло, как в жилом доме.

– Полный успех, капитан! - бодро произнес Генри. - За нами вылетают. Считайте, что вы родились под счастливой звездой.

Капитан не ответил. Крупные капли пота покрывали его бледный лоб. Генри и Алексей многозначительно переглянулись.

Начали метр за метром проверять веревку, связывать концы и делать люльку для спуска.

– Хватит? - спросил Алексей.

– Больше восьмидесяти метров, - сказал Джой. - Три конца. По двум спуск, один для страховки. Командир, позволь мне и Алэку остаться, пока ты с Перселлом совершишь путешествие на базу.

– Не надоело?

– Мы кое-что соберем. Еще неизвестно, когда вернемся.

– А ну-ка, - Генри отдал один конец Алексею и потянул за другой, укрепляя узел, - выдержит?

– Ты уходишь от ответа, Генри, - сказал Джой.

– Я не хочу предвосхищать событий. Вот когда отправим Перселла, тогда подумаем. Я и сам не против, ребята.

– Зададим мы работу ученым собратьям! - сказал Джой.

– Себе мы уже задали. Не знаю, как быть с отпуском. - Хопнер-старший смотрел на Алексея.

– Я не поеду, - сказал Старков. - Как можно…

– Тогда останется весь экипаж.

Застонал Перселл. Они притихли. Капитан вдруг сказал довольно громко:

– Мы можем не увидеться. Простите меня, ребята.

– Рано вы себя отпеваете, Ивар, - строго произнес Джой.

Через окно в стене донесся гул моторов. Алексей забросил на плечо моток веревки.

– Пошли!

– Готовьтесь, Перселл. Последние метры на пути к свободе. - Хопнер-старший ободряюще похлопал больного по плечу.

Со стены Джой крикнул:

– Геликоптеры! Один, второй, третий!

Вернулся Старков. Вместе с Генри он положил больного на брезент, запеленал его. Капитан не открывал глаз. Его понесли головой вперед. На ступеньках их ждал младший Хопнер.

– Не так, - тихо сказал он. - Ногами вперед, иначе не затащить.

– А ты знаешь… - так же тихо запротестовал было, Алексей, но вдруг махнул рукой. - Беритесь, ребята.

За стеной грохотали моторы.

Пальман Вячеслав Иванович.Родился в 1914 году в гор. Скопине Рязанской обл. Окончил сельскохозяйственный техникум и Высшие литературные курсы. По профессии агроном. Около двадцати лет занимается литературным трудом. Член Союза писателей СССР. Автор двух научных трудов и шести художественных книг, герои которых - люди советской деревни. В последующем выступает в жанре приключений и фантастики. Им опубликовано десять книг, среди них известны такие; «Кратер Эршота», «Красное и зеленое», «За линией Габерландта» (вышли в издательстве «Детская литература») и другие романы, повести и сборники рассказов. В нашем альманахе публикуется второй раз. В настоящее время работает над романом о Кавказе, его прошлом и настоящем, о взаимосвязи человека и природы.

– Это не шутка,- сказал секретарь редакции районной газеты,- я действительно верю в леших, домовых и русалок.

Он без улыбки взглянул на сидевшего перед ним московского журналиста. Сбоку от него в окно виднелась река, застроенная по берегам складами и бараками.

– Конечно, в этом прозаическом оформлении реки русалки не водятся, - прибавил он.

– Я не видел их и в ее поэтическом оформлении, когда к городу по шоссе подъезжал, - усмехнулся москвич. - Камыши, осока, плакучие ивы. Самое русалочье раздолье.

– Вы случайно не лесом ехали? - спросил секретарь.

– Лесом. Даже грибы искал, когда машина забарахлила. Только с лешим не встретился.

– А могли бы, - серьезно сказал секретарь. - У нас тут его видали.

– Кто? Бабки?

– Зачем бабки? Я, например.

Разговор этот уже начинал раздражать московского журналиста. «Разыгрывает, - подумал он, - штучки с первого курса. Я тоже кончал факультет журналистики - знаю».

– Думаете, мистифицирую? - словно прочел его мысли секретарь. - Марксистски подкованный атеист и вдруг в русалок и леших верит!

Москвич усмехнулся и вывернулся.

– Ну насчет «верит» - это вы слишком. Есть у Юрия Казакова рассказ «Кабиасы». Читали, наверно? Ну вот и фантазируете о первобытном страхе человека наедине с природой и ночью.

– Бросьте, - перебил секретарь, и опять нельзя было определить степень его серьезности, - марксистки подкованный атеист не фантазирует на литературную тему. Он размышляет о другом. Во-первых, домовые, лешие и русалки не от религии. Это народный фольклор, остатки древних легенд, уцелевших с доисторического прошлого. А вы обратили внимание, что у разных народов одинаковые поверья? У немцев - гномы, у англичан - лесные эльфы во главе с Пэком, прославленным Киплингом, у норвежцев - тролли, у русских - лешие и водяные. Почти всегда добрые и безобидные существа, страшные лишь для детей. Они боятся людей и встречаются только в глуши, подальше от городов и селений. Лично я удивляюсь, что наука, которая даже в Библии ищет следы пришельцев, до сих пор не заинтересовалась истоками языческих поверий.

– Эффект «пси» в народной фольклористике, - лениво протянул журналист. - Давайте мотивации.

Секретарь внимательно и, как показалось журналисту, с сожалением посмотрел на него.

– Мотивации? - повторил он. - У нас про это даже на летучках не скажешь - засмеют. Но с вами рискну. Охоту любите?

– Ружья нет.

– Дам ружье. Когда сможете?

– Хоть завтра.

– У меня завтра совещание в райкоме, - вздохнул секретарь, - одному вам придется. Не побоитесь?

– С ружьем-то? И кого? Лешего?

– Может, и лешего.

– Бросьте эти штучки, - проговорил москвич.

– Клянусь дубом, тисом и терновником, - засмеялся секретарь, и опять нельзя было понять подтекста этой шутки.

– Про Черную топь слыхали? - вдруг спросил он.

– Что-то рассказывал водитель. Дупелей тьма, говорит.

– Правду говорит. Только в самую топь не лезьте, зелень да ржавчина, сами увидите, вы по краешку, по краешку от поваленной сосны на полкилометра к западу. Тропка приметная. Слева топь, справа малинник.

Добраться до Черной топи с непривычки было не так уж легко, и, проплутав по лесу с полдня, журналист выбрался наконец на опушку, зеленую проплешину в плотной лесной чащобе. Дальше начиналось мелколесье: хилые березки, ольха, орешник да высокая жесткая трава, сочно-зеленая у земли, а наверху светлая, словно выгоревшая на солнце. С такой травы обычно начинается болото, постепенно она становится ядовито-зеленой, скрывая под собой трясину и зыбь.