Николай Гацунаев - Звездный скиталец

- Это ты о чем? - Симмонс подошел к окну, поднял шпингалет и распахнул створки.

Парк просматривался отсюда как на ладони. Шаркали метлами, сгребая мусор, садовники. На главной аллее, собрав на один стол остатки ночного пиршества, вовсю кутили официанты. "А ведь он тут всю ночь взаперти просидел", - подумал Симмонс, искоса наблюдая за радиотехником. - Голоден?

- Еще спрашиваете! Аппаратура исправная, напряжение в норме. Сто раз все перепроверил. И работала нормально, а потом вдруг раз - и отключилась. Я уж и так и эдак пробовал. На полную мощность включил. Все равно молчит.

- А ну попробуй еще раз, - предложил Симмонс. - Что у тебя на "Грюндиге"?

- Шаляпин. Ария Мефистофеля.

- Включай.

Петя в сердцах крутнул тумблер.

- На земле-е-э-э весь род людской!.. - рванулся по парку нечеловеческой силы бас. Опрокидывая стулья, врассыпную шарахнулись официанты. Прыснули в кусты садовники. Выскочил откуда-то заспанный, в одном исподнем, Дюммель, заметался по аллее, то затыкая уши, то угрожающе размахивая кулаками.

Петя опомнился и выключил звук.

- А говоришь, не работает, - мягко пожурил Симмонс.

- Не работала! С места не сойти, если вру!

- Ладно, не горюй, - успокоил его Симмонс. - Есть хочешь?

- Какая там еда! Думал, подработаю, а вот на тебе. Не оправдал.

- Оправдал, успокойся. Все сполна получишь.

- Правда? - обрадовался Петя.

- Правда. Валюту выбрал?

- Валюту? - патлатый забрался всей пятерней в заросший затылок, остервенело поскреб. - А вы что посоветуете?

- Чудак ты человек, - улыбнулся Симмонс. - Тебе тратить, ты и выбирай.

- Ну тогда чеки.

- Это еще что за чеки? - удивился Симмонс.

- Не знаете? - еще большеудивился Петя. - Ну те, по которым в "Березке" отоваривают.

- Вот уж чего нет, того нет. Не обессудь.

- Нет и не надо, - вроде бы даже обрадовался патлатый. Заметут еще с ними, начнут допытываться, где взял, да у кого. Знаете что? Подарите мне лучше вот эту зверюгу, а? - Он похлопал ладонью по корпусу "Грюндига". - Можете?

- Могу, - кивнул Симмонс,

- Ну вот мы и квиты.

Петя сноровисто отключил "Грюндиг", вложил в футляр, щелкнул застежками.

- Поехали? - Он явно боялся, что Симмонс передумает.

- Как знаешь. Поехали так поехали.

В коридоре он попросил радиотехника подождать, сходил в кабинет за времятроном, захватил по дороге бутылку "Наполеона" из бара.

- Держи, разопьешь у себя там.

- Спасибо.

- Куда тебя доставить?

- А прямо домой нельзя? - нахально поинтересовался Петя.

- Нельзя.

- Почему? - юнец наглел с каждой минутой.

- Потому что нельзя! - жестко отрезал Смммонс. - Огнинск устраивает?

- Далеко! - взмолился техник.

- Наро-Фоминск?

- Солнцево можно? Мне оттуда рукой подать до дома.

- Можно, - согласился Симмонс и стал настраивать времятрон. - Какое время лучше? Утро, день, вечер?

- Вечерком сподручнее.

- Иди, встань рядом.

Секунду спустя в коридоре никого не было.

В Хиву на прием к Мухаммадрахимхану они отправились вдвоем с Эльсинорой. Отправились палегкз. Симмонс хотел было захватить с собой синтезатор, но супруга его отговорила.

- Нет так нет. - Симмонсу и самому не улыбалось таскаться с чемоданом. Он взял времятрон, сверил настройку и они перенеслись в Хиву на неделю назад.

В доме Соура Юсупа - доверенного лица "Дюммеля и К°" в Хиве - намечалось, по-видимому, какое-то торжество. Гостей было еще немного, они сидели на курпачах в тарс-айване * перед живописно разбросанными по дастархану испеченными на траве исфанд * лепешками, блюдами со сладостями и фруктами, слушая Пашшо-халфу, которая, вперевалочку прохаживаясь по кругу, пела, аккомпанируя себе на сазе.

Увидев входящих в ворота Симмонса и Эльсинору, Соур Юсуп сорвался с места и, угодливо кланяясь, повел в мехманхану с окнами на тарс-айван. Окна были огромные - от пола до потолка, застекленные, но по летнему времени открыты настежь. Пока Симмонс разговаривал с хозяином, Эльсинора окинула взглядом комнату, сплошь застланную и завешанную коврами я, подойдя к окну, с нескрываемым любопытством стала наблюдать на халфой. Зрелище было действительно незаурядное: вздрагивая могучими формами, певица приплясывала, то и дело закатывая единственный глаз и изображая подобие сладострастной улыбки на изрытом оспой лице.

* Летняя веранда с козырьком от солнца.

** Рута.

Было во всем этом - в пении, ужимках и гримасах - одновременно что-то отталкивающее и притягательное, что-то гипнотизирующее, заведомо порочное и влекущее, как сама жизнь.

- Как тебе это нравится? - спросил подошедший Симмонс. Мило, не правда ли? Шансонетка-соловей!

"Шансонетка" кончила петь и произнесла какую-то фразу совсем другим - низким хрипловатым голосом. Один из гостей встал с места и подал ей пиалу чая. Она осушила пиалу, вытерла губы ладонью и снова взялась за саз.

Эльсинора зябко поежилась и отвела глаза.

- Нам не пора идти, Эрнст?

- Грех уходить из дома, ничего не отведав, - сохраняя на лице серьезное выражение, ответил Симмонс. - Хозяин обидится. К тому же он пошел во дворец с запиской, в которой я прошу хана об аудиенции.

- Это так просто? - удивилась она.

- Для Симмонсов - да.

- Ты уверен?

- Когда и в чем можно быть уверенным до конца? - ответил он вопросом на вопрос. - Подожди, увидим.

- "Поживем, увидим", - ты хочешь сказать?

- Ну, поживем. Не придирайтесь, мадам. Извольте омыть руки перед трапезой. Прибор для умывания подан.

В дверях в самом деле маячил человек с тазиком а кувшином в руках.

Едва они успели поесть, как появился запыхавшийся Соур Юсуп и сообщил, что хан Мухаммадрахим ждет их к себе немедля.

До дворца Таш Хаули было рукой подать, но возле ворот их ждала карета. Через несколько минут они вышли из нее у распахнутых настежь резных карагачевых ворот, где их ожидал кушбеги * Ислам Ходжа - импозантный с окладистой бородой мужчина средних лет в каракулевой папахе и ярком халате, перехваченном по талии широким поясным платком.

Он вежливо поздоровался с ними на довольно чистом русском языке и, мягко ступая обутыми в ичиги ногами, повел по крытым запутанным переходам в куцрынышхану - место для официальных аудиенций. Двор,

* Второе после хана лицо в государстве.

через который они прошли, был пуст, хотя в расположенных в два яруса комнат явно чувствовалось чье-то присутствие. Зал с троном у противоположной от входа стены тоже был пуст, но почти одновременно с их приходом отворилась боковая дверь и вошел осанистый, широкоплечий, чуть грузноватый человек в опоясанном шелковым платком халате из темно-вишневого бархата поверх вышитой по вороту белоснежнойбатистовой рубахи и в коричневой каракулевой папахе. Взгляд выразительных, чуть навыкате глаз на обрамленном густой, аккуратно подстриженной бородой лице был снисходителен и чуть ироничен.