Николай Гацунаев - Экспресс «Надежда» (Сборник)

— Первая группа десантников тотчас после возвращения с поста N_87 прошла тщательное медицинское обследование. Тесты и анализы не выявили практически никаких отклонений от нормы.

«Мужи науки, — скорее снисходительно, чем с уважением отметил Плэйтон. — Стоит им сесть на своего любимого конька, сразу же начинают чесать как по писаному. Одинаковый стиль, одинаковые обороты. Школа. Неужели нельзя изложить все это своими словами?»

— Вы сказали — практически никаких?

— Да, — Маклейн поправил пенсне. — Почти у всех повышенное содержание адреналина в крови. Но если учесть, что они только что вернулись с операции, это вполне объяснимо. Психиатр, обследовавший Зисмана, Дэвидсона и О'Брайена, считает, что с психикой у них все в порядке. У последнего, правда, установлена некоторая склонность к истерии. Вот, собственно, и все.

— Не совсем, док, — поправил его Плэйтон.

— Что вы имеете в виду? — сухо поинтересовался Маклейн.

— Только то, что к вашим пациентам сейчас добавится новый, необследованный.

Полковник поднялся из-за стола и шагнул к двери в смежную комнату.

— Еще один очевидец, наблюдавший аномальное, как выразился Стэнли, явление.

Мужество не значилось в списке достоинств рядового Дитриха. Плэйтон убедился в этом, как только солдат вошел в комнату. Вид у Дитриха был такой, словно его вели на расстрел.

— Рядовой Дитрих! — приказным тоном отчеканил Плэйтон. — Повторите присутствующим все, что вы рассказали мне об утреннем происшествии!

Полковник возвратился на свое место и выжидающе уставился на Дитриха. Тон сработал. Дитрих мгновенно подобрался и заговорил, не сводя глаз с Плэйтона. Тот движением головы указал в сторону членов комиссии.

— Обращайтесь к ним, Дитрих.

Рядовой кивнул и перевел взгляд на ученых.

Делая вид, что просматривает лежащие на столе бумаги, Плэйтон незаметно наблюдал за членами комиссии. Все трое смотрели на Дитриха. Стэнли — слегка иронически, Хейлигер и Маклейн — изучающе. «Если кто-то из них и замешан в утреннем происшествии, то в выдержке ему не откажешь», — мысленно отметил Плэйтон.

Сквозь обитую мягким пластиком дверь доносился невнятный гул голосов. Капитан Крейн отстучал на машинке отчет на имя генерала Розенблюма, положил в папку с документами на подпись, встал и прошелся по комнате.

Телефоны молчали. Крейн постоял с минуту возле окна, машинально барабаня костяшками пальцев по подоконнику, потом оглянулся на дверь в кабинет и, словно приняв какое-то решение, быстро пересек приемную и скрылся за дверью туалета. Опустил крышку унитаза, сел, облокотился о колени и замер, уткнувшись лицом в ладони.

Плэйтон бесшумно выдвинул средний ящик письменного стола и только потом опустил глаза. Браунинг лежал на месте. Не задвигая ящика, полковник выпрямился и обвел взглядом присутствующих. Дитрих кончил свой рассказ и отвечал на вопросы членов комиссии.

Начиналось главное, ради чего, собственно, полковник и собрал их в своем кабинете. А поскольку это главное могло быть чревато любыми неожиданностями, Плэйтон заранее, еще до прихода ученых, переложил браунинг из кобуры в ящик стола.

— Есть еще вопросы к Дитриху?

Вопросов не было.

— В таком случае, господа, у меня есть вопрос к вам.

Плэйтон помедлил, выжидающе глядя на членов комиссии. Те вели себя как ни в чем не бывало: Стэнли изящным жестом поправил узелок модного галстука, Хейлигер не спеша завинчивал колпачок фломастера, Маклейн поерзал, удобнее устраиваясь на стуле, но особого беспокойства не проявлял.

— Мне хотелось бы знать, — полковник опять сделал паузу, — кто из вас, господа, побывал сегодня утром в казарме старого форта?

Стэнли с Хейлигером недоумевающе переглянулись и, как по команде, взглянули на Маклейна. Тот опустил голову. Матово отсвечивающая плешь в обрамлении густо вьющихся волос придавала ему сходство с упитанным священником-францисканцем.

— Неужели это были вы, Антони? — искренне удивился физик. — Как вас угораздило подняться в такую рань?

— Не говорите глупостей! — вспылил доктор. — Вы прекрасно знаете, что это был не я!

— Тогда кто же? — Стэнли перевел взгляд на Хейлигера. — Вы, Джон?

— Терпеть не могу ранние прогулки! — поморщился биолог.

— Странно, — хмыкнул физик и обернулся к Плэйтону. — А вы уверены, что это был кто-то из нас?

Рука Плэйтона сама собой потянулась к ящику стола.

— Да! — отрезал он, не сводя глаз с лица физика. — Это он, Дитрих?

Ответ прозвучал обескураживающе.

— Никак нет, господин полковник. Того типа среди присутствующих нет.

Стэнли ухмыльнулся. Маклейн робко захихикал. Даже невозмутимый Хейлигер изобразил некое подобие улыбки.

Плэйтон лихорадочно прикинул в уме «за» и «против». Терять было уже нечего, и он решился.

— Как попало в казарму ваше удостоверение, Стэнли?

— Мое удостоверение?

— Ваше, Стэнли! Хотите на него взглянуть?

— Не откажусь! — Стэнли продолжал ухмыляться.

«Сейчас ты у меня по-другому запоешь, голубчик!» — злорадно подумал Плэйтон, сунул руку в нагрудный карман и замер: карман был пуст…

Растерянность продолжалась считанные секунды. Плэйтон мгновенно «прокрутил» в памяти минувший день с той минуты, как он подобрал в казарме удостоверение, вложил его в нагрудный карман мундира и застегнул пуговицу: книжечка не могла никуда деться, но факт оставался фактом — удостоверение исчезло. Плэйтон обвел взглядом лица членов комиссии и неожиданно для самого себя громко расхохотался.

Позднее, вновь и вновь мысленно возвращаясь к этому эпизоду, Плэйтон понял, что непроизвольный взрыв хохота сработал как предохранительный клапан, давая выход огромному нервному напряжению, и неудивительно, что уже мгновение спустя хохотали все, кто был в кабинете.

— Здорово же вы разыграли нас, полковник! — Стэнли вскочил со стула и, с трудом сдерживая смех, принял угрожающую позу.

— Хотите взглянуть? — Он состроил зверскую гримасу, злобно уставился на Плэйтона и ткнул пятерней в карман воображаемого мундира. На секунду лицо его приняло глуповато-растерянное выражение и тотчас расплылось в широченной улыбке.

Маклейн покатывался со смеху. Хейлигер смеялся, то и дело прикладывая к глазам аккуратно сложенный носовой платок. Где-то за спиной Плэйтона по-лошадиному ржал Дитрих.

«Балаган! — продолжая смеяться, с холодной яростью подумал полковник. — Дешевый фарс! Никто из них не верит в розыгрыш. Разве что эта дубина Дитрих. Хотел бы я знать, чьих это поганых рук дело?» Только теперь он ощутил боль в сведенных судорогой пальцах правой руки, мертвой хваткой вцепившихся в рукоять браунинга. С трудом разжал их и медленно пошевелил плечом.