Сергей Смирнов - Фантастика-1971

В эти нежаркие утренние часы, особенно если ночью шел освежающий дождь, город словно приподнимался на цыпочках, протягивая к солнцу зеленые ветви своих молодых скверов, бульваров и парков. И тогда пропадало ощущение размеренной серости и нелепости существования города, и город улыбался. Иногда в этой улыбке сквозил восторг, словно он видел себя сильным, красивым и нравящимся людям.

Но скоро трубы фабрик, заводов и электростанций заволакивали голубое небо белесой дымкой и пылью, поднимаемой с улиц тысячами спешащих автомобилей, и город понуро наклонял голову к асфальту, опуская вниз запыленные худые руки, распадался на бесконечный ряд не связанных никакой мыслью серых бетонных упаковок, стыдясь своей безликости и недоумевая, что заставляет людей плодить штампованные унылые кварталы.

Город знал, что он некрасив и бесформен. Но он был удобен.

В квартирах газ и вода, в соседнем доме магазин, через два квартала кинотеатр, в двадцати минутах езды драматический театр или филармония, в пятнадцати километрах тайга, теперь уже просто лес с жестянками, битым стеклом, порезами на деревьях, киосками «Пиво-воды» и прокатными пунктами, но зато и с цветами, лохматыми лапами кедров и капризно изогнутыми ветвями берез.

Город мучился сознанием собственного несовершенства и неполноценности, но в какой-то мере его успокаивало то, что он все же нужен людям.

…Виталий Перепелкин покидал Марград. Он поссорился с ним.

Они не поняли друг друга. Виталий Перепелкин обиделся на город.

— Да я отсюда ползком уползу, с закрытыми глазами, — в какой уж раз говорил он своей жене. — И не расстраивайся ты, Зоя. Усть-Манск ничем не хуже Марграда. Даже в сто раз лучше. Построю там «Падающую волну». А потом еще и еще. Представляешь, какая будет красота?!

— Уж я — то представляю, — односложно ответила Зоя.

— Да! Надо же посидеть молча перед дорогой, — вспомнил Виталий и устроился на краешке стула. — Ну что ж. Пора идти. Через месяц получу квартиру и тогда приеду за вами.

Из спальной комнаты вышел карапузик двух лет от роду и сказал:

— Папа в командиловку е-едет…

Виталий схватил сына в охапку, повертел его в воздухе, поставил на пол, поцеловал жену куда-то в ухо, бодро сказал: «Ну, я пошел», потоптался еще в коридоре, подхватил чемодан, решительно открыл дверь и перешагнул порог.

Пролет в десять ступенек, всего девяносто ступенек, обшарпанная входная дверь с именами, выведенными неровным детским почерком, куча ребятишек, прокладывающих автотрассу в груде песка, стук домино, «классики» на сером асфальте, завывание саксофона на втором этаже, старушки, серьезно обсуждающие проблему внучат, веревки с белыми простынями, аккуратно политые березки в палец толщиной.

Перепелкин дошел до угла здания и остановился. Не мешало бы купить сигарет, в вокзальном буфете всегда столько народу.

Он обогнул дом, выкрашенный зеленой краской, которую наполовину смыло дождями, так что виднелся серый бетон, и повернул по тротуару со стороны улицы в противоположную сторону от вокзала. Здесь в соседнем доме был расположен «Гастроном».

Обрадовавшись тому, что не встретил никого из знакомых и не пришлось объяснять, почему в руках чемодан, он вышел из магазина и не спеша двинулся к вокзалу. До отхода поезда было еще почти час времени. Ему надо было пройти три квартала по улице Шпалопропиточной и свернуть направо к привокзальной площади.

Он шел, стараясь не думать о городе и расстраиваясь только тем, как жена проведет этот месяц с сыном. Поскорее бы уж осесть в Усть-Манске.

Приглядевшаяся монотонная улица с одинаковыми домами, однообразие которых только усиливала разноцветная окраска домов, не привлекала его внимания. Только пивной киоск на углу улицы разнообразил архитектуру улицы. Поравнявшись с ним, он свернул направо, на проспект Рационализаторов, прошел еще метров пятьдесят и почувствовал что-то непонятное. Привокзальной площади не было. Вместо нее перед ним стоял дом с «Гастрономом», откуда он только что, семь минут назад, вышел. А впереди тянулась улица Шпалопропиточная с его домом, другими домами и пивным киоском через три квартала.

— Вот так задумался, — негромко сказал он вслух, взглянул на часы и успокоился. Времени еще было достаточно. — Такой круг дать! Подумать только!

Он снова пошел вперед, но теперь, удивленный тем, что мог так задуматься, он с интересом рассматривал свою тысячу раз виденную улицу. С нее все и началось, когда он проектировал ее и вместо стандартного пятиэтажного дома № 93 вписал в улицу дом типа «Открытая ладонь». Еще в строительном институте начал он эту «Открытую ладонь», а тут не утерпел и вставил в проект. Проект вернули с шумом и выговором, хотя «Открытую ладонь» можно было сделать из стандартных блоков.

Сейчас, представив на месте дома № 93 свой дом, он признал, что «Открытая ладонь» выглядела бы нелепо среди этих пятиэтажек.

И все же он был не совсем не прав.

Тогда он еще не знал, что это первые шаги к сегодняшнему пути на вокзал.

Около пивного киоска он закурил сигарету, повернул за угол, поднял голову и увидел «Гастроном». С городом творилось что-то неладное. Теперь-то уж Перепелкин точно знал, что не сделал никакого круга. Он несколько минут постоял, растерянно оглядываясь, и повернул назад.

За углом «Гастронома» была улица Шпалопропиточная, а через три квартала виднелся и сам «Гастроном»… Какой-то чертов круг!

Куда ни пойди, везде улица Шпалопропиточная. Перепелкин решил, что назад идти нет смысла, и повернул около пивного ларька направо. Перед ним был «Гастроном», улица Шпалопропиточная, а через три квартала виднелась кучка людей у пивного киоска.

До отхода поезда оставалось минут сорок. Возле магазина было довольно многолюдно, и Перепелкин вдруг чуть не налетел на инженера Сидорова из своей группы проектировщиков. Сидоров был лет на пять старше Виталия и спроектировал не одну улицу в Марграде. Они поздоровались, Перепелкин испуганно, а Сидоров растерянно, потому что только что вышел из квартиры Виталия. Он не знал, что тот сегодня уезжает, и приходил уговаривать его вернуться в управление главного архитектора.

— Так-таки и уезжаешь? — наконец вымолвил Сидоров.

— Уезжаю! — с вызовом ответил Перепелкин. — Надоела эта канитель. Не хочет — не надо…

— Кто не хочет?

— Кто, кто! Город! Не хочет стать красивым, пусть таким и остается.

— Город-то хочет. Только главному архитектору и в горисполкоме надо доказать.

— Так ведь пять лет уже доказываем! — сказал Перепелкин и, спохватившись, что сказал не то слово, поправился: — Доказывали то есть.

— Нет, не доказывали! — вспылил Сидоров. — Доказываем! Доказываем и докажем! И Марград станет красивым!