Галина Полынская - Алмон

Девушка помогла ему. На Дэне было бордовое одеяние, напоминающее короткий камзол, белая тонкая рубашка, черные штаны и черные мягкие сапоги.

— Как экспонат из музея мадам Тюссо, — неуверенно улыбнулся молодой человек.

— Ты отлично выглядишь, все пришлось по размеру. Вот еще, — она протянула юноше крупный серебристый медальон на простой цепочке и какую-то крошечную пуговицу. — Это Универсальный Переводчик. Медальон надень на шею, а это вставь в ухо. Ты не только будешь понимать моих друзей, окружающих тебя придворных и слуг, но и они тебя, к тому же, сможешь быстро обучиться нашему языку, Переводчик закладывает новый язык в сознание.

— А какой язык?

— Так как компания у нас подобралась с различных планет, общаемся мы на межсистемном языке, он несложный и известен всем в Солнечной. Теперь пойдем?

— Подожди, можно мне напоследок одну просьбу? — сказал он так, словно собирался в последний путь.

— Разумеется, а что ты хочешь?

— Нельзя ли мне выписать с Земли одну сигаретку?

Патриций решил отправиться на Землю. Он не помнил, когда был там в последний раз, кажется, в тысяча пятьсот тридцатом году по земному времяисчислению… Владыке нравилась эта примитивная планета, нечто вроде неосвоенной целины для многих миров и цивилизаций, а также для многочисленных весельчаков, которые зачастую пугали землян всякими «аномальными явлениями».

Патрицию хотелось пройтись по суетливым улицам земных городов, вглядываясь в лица прохожих, разгадывая их жизни и судьбы, хотелось попить кофе в ресторанчиках, прислушиваясь к разговорам и смеху молодежи. Георгу хотелось получше рассмотреть этот беспечный, суетливый мир, людей, которые уверены, что люди (то есть они же сами!) произошли от обезьяны, что всем вокруг управляет некая абстрактная Природа и что человек — подумать только! — ее царь. И Патриций выбрал Землю, пожалуй, единственную планету в Солнечной Системе, где его не знали ни по имени, ни в лицо.

Из Транспортного Вихря он ступил в темную прохладу пустого подъезда какого-то старого дома с грязной мраморной лестницей. Владыка вышел на улицу и с наслаждением вдохнул воздух, наполненный свежестью земной осени. Только что прошел дождь, и на мокром асфальте дрожали серые лужи, вокруг не виднелось ни души, люди еще досматривали свои утренние сны.

Не спеша, Патриций направился в лабиринты улиц и дворов, чтобы окунуться в торопливые толпы людей, в звон трамваев, в шум машин. Черные туфли наступали в мелкие лужицы, черные очки прикрывали яркие голубые глаза, длинное черное пальто защищало от холода и сырости, а в руке, в такт шагам, покачивался зонт-трость. Светлело, разгоралось утро. Патриций шел по Петербургу.

— Ты можешь взять сигарету у Терр-Розе, она курит.

— У кого?

— У Терры, королевы Параллельных Миров.

— У вас еще и такие миры есть?

— Конечно, они есть везде. У тебя еще будет время обо всём узнать.

— Боюсь, и всей жизни не хватит…

— Все не так уж и страшно, как кажется, — ободряюще улыбнулась девушка.

В ответ Дэн только вздохнул. Он шел вслед за Анаис, рассматривая по пути убранство залов и галерей. Желтоглазые лица, смотревшие на него с портретов, чем-то напоминали древних египтян. Дэн пытался уместить в голове мысль о том, что он на другой планете, но мысль была такой большой и невероятной, что умещаться никак не желала.

Они остановились у высоких, украшенных искусной резьбой дверей.

— Дэн, — сказала Анаис, — я говорила тебе, что они выглядят немного не так, как мы, особенно Алмон, поэтому я тебя очень прошу…

— Понял, — кивнул Денис, набирая в легкие побольше воздуха. — Я постараюсь не закричать и не упасть.

Патриций осмотрел убранство Исаакиевского собора, прошелся к Казанскому, полюбовался на его величественную сумеречную колоннаду и неторопливо пошел по Невскому, заглядывая в магазинчики и антикварные лавки. В одном магазине ему приглянулась записная книжка в вишневом кожаном переплете и изящная золотая авторучка. Продавец-консультант заметил, что элегантный господин уже довольно долго разглядывает товары в медленно вращающейся стеклянной витрине, и поспешил к нему.

— Я могу вам чем-нибудь помочь?

Патриций обернулся.

— Вы? Мне?

— Конечно, — ослепительно улыбался парень. — Вам что-нибудь приглянулось?

— Ах, в этом смысле. Да, вот это и это.

— О, превосходный выбор! Расписывать достоинства «Parker» не имеет смысла! Как раз у этой модели 18-ти каратные золотые перья с иридиевым наконечником…

— Это не вредно?

— Что именно?

— Иридий в наконечниках?

— Ну что вы, нет, конечно! Это всемирно известная марка, в производстве таких ручек не может использоваться что-то вредное для здоровья.

— Ну, если всемирная… Возьму, пожалуй.

— Оплачивать будете наличными или карточкой?

— Наличными.

Рассчитавшись, Георг сунул записную книжку и футляр с ручкой во внутренний карман пальто.

Начал накрапывать скверный дождик.

— Ресторан «У Казанского», — вслух прочитал Георг и вошел внутрь.

Несмотря на обеденное время, в ресторане никого не было. Патриций вынул из кармана ручку с записной книжкой, сдал плащ с зонтом-тростью в гардероб и остался в строгом черном костюме-тройке и сияющей мертвенной белизной рубашке с серо-стальным галстуком, на котором светилась рубинами золотая булавка.

Владыка вошел в зал и занял столик у окна. Вытянув ноги в ослепительно чистых, невзирая на уличную грязь, туфлях, он пригладил рукой и без того безупречные белые волосы и посмотрел по сторонам. Спокойная обстановка без излишеств в серо-голубых тонах, столы с прозрачными стеклянными крышками.

— Меню, пожалуйста, — подошел к Георгу официант.

Патриций кивнул, раскрыл кожаную папку и принялся изучать названия блюд. Они ему ни о чем не сказали, тогда Георг взял наугад и еду, и вино. В ожидании заказа Георг раскрыл записную книжку на первой странице, вынул ручку из футляра и принялся рисовать затейливую рамку. Затем на странице появился схематично изображенный Сатурн. Пара-тройка уверенных тонких штрихов — и возникло лицо Ластении. Патриций тщательно прорисовывал, раскрашивал изображение, мягкие юные черты заострялись, становились резче, хищнее. Когда он закончил, узнать Ластению было уже практически невозможно.

Сатурн, наконец-то, приобрел свой прежний вид. Словно фениксы из пепла восставали разрушенные здания, заново строились дороги и мосты, сажались цветы и деревья. Оплакав родных и близких, унесенных этой бессмысленной войной, жизнерадостные сатурниане, не умеющие долго грустить, возвращались к своей работе и привычной жизни.