Тимур Свиридов - Агент Омега-корпуса

Кстати, Лылрв связывает эти легенды с Правым рукавом Сфинкса. Не случайно ариестрянам, выразившим желание послать своего актора, было предложено направить агента, имеющего собственного мямара.

Хозяин и зверь были чем-то неуловимо похожи друг на друга: оба с каменным выражением на лицах, молчаливые и скупые на движения, но за этой малоподвижностью чувствуется тугая пружина, готовая в любую секунду молниеносно разжаться.

— Его зовут Багдо. Животное служебное. Лучше всего, если вы не будете обращать на него внимания.

Мямар запрыгнул в освободившееся кресло и лег, не сводя напряженного взгляда с Моросанова.

— Хороший зверь, — понимающим тоном сказал Вирист Ю-Стега.

— Багдо! — рявкнул Уко. — Ты почему занял место хозяина?

— Пусть лежит, — Крис бросил быстрый взгляд на пилота, — он занял лишь мое кресло, а мое место он занять не в состоянии.

Фток надул огромные лиловые щеки и покачал головой.

Кристофер подошел, к Моросанову и негромко сказал:

— Много слышал о вас. Считаю для себя честью работать в вашей группе.

— Где вы проходили курс спецподготовки? — поинтересовался Илья.

— База «Синий лист» на Зике. Это пока единственное заведение подобного рода у Ариестры, — ответил Шанс и добавил тише: — Может быть, перейдем на «ты»?

— Вот-вот, давно пора! — подскочил в кресле Уко, демонстрируя прекрасный слух. — Нас всего пятеро, трястись на этой колымаге предстоит никак не меньше месяца. Контактировать надо поживее.

Крис бросил выразительный взгляд на пилота, и Илья понял, что панибратство Фтока не находит одобрения в его душе.

— Нас пока еще не пятеро, — Вирист отвернулся от экрана и лучезарно улыбнулся, — если не считать мямара.

В этот момент дверь в рубку распахнулась, и на пороге показался задумчивый молодой человек лет тридцати, тонкий в кости, с высоким бледным лбом и большими серыми глазами. Он печально улыбнулся, словно извиняясь, что явился позже других, и сделал приветливый жест.

— Здравствуйте, — произнес он негромким ясным голосом. — Я Хеликс Йоронг.

«Таргянин явился, — подумал Моросанов, — и теперь группа в сборе. Можно трогаться».

— Додарб, — медленно произнес Илья Моросанов.

И замер, прислушиваясь к странному звучанию этого слова. В ночной тишине пустыни звук сразу канул, растворился в плотном напряженном воздухе. Вновь возникло тревожащее ощущение моментальной и неразрывной связи с этим новым миром, этой непонятной планетой.

Они были друг перед другом — человек и пустыня, покрывавшая поверхность Додарба, оба предельно собранные, цельные, сильные. Пески Додарба представились сознательной сущностью, он ощутил некий контакт, будто все бесчисленные барханы обернулись к нему, прислушались, что происходит в его душе, ждут его действия. От несоизмеримости маленького человеческого существа и целой планеты этот контакт ощущается еще острее — парадокс. Илья замер, стараясь продлить ощущение, ибо по опыту знал: первое знакомство с новым миром — решающее. От того, как тебя примет планета, как произойдет твое слияние с ней, и будет зависеть весь ход последующей операции. В то, что это так, Илья верил твердо и не раз убеждался в собственной правоте. И теперь, словно слившись в молчаливом мгновенном диалоге с целой планетой, остро сознавал это всеобъемлющее «я — ты», словно песню на два голоса, подобно далеким предкам, жившим в холодных и темных пещерах, что наделяли душой все природные стихии.

— Здравствуй, Додарб! — прошептал Моросанов.

На спине возник холодок, и начала пульсировать энергетическая точка в переносице.

Была ночь.

В лицо веял Легкий холодный ветер.

Звезды висели так же редко и были так же тусклы, как в небе Земли. Отливая ртутным блеском, покатые спины барханов тянулись к горизонту. Вокруг на тысячи и тысячи километров простиралась голая, бесплодная пустыня.

Додарб!

Ощущение эмоциональной слитности с природой, только что захлестнувшее сердце, стало слабеть, уступая место сухому рационализму сознания.

Моросанов запрокинул голову и устремил взгляд в небо. Он уже достаточно хорошо ориентировался в местном звездном рисунке и просчитал, где из тени вынырнет сверкающая звездочка патрулера. Сверяясь с часами, понял, что до появления спутника еще почти четыре минуты. Илья вдохнул полной грудью сухой плотный воздух, пахнувший будто бы смолами или асфальтом. Весь день этот запах неотступно преследовал его, но уже к вечеру приелся, стал обычным фоном. Наверное, скоро он вообще перестанет восприниматься.

Моросанов оглянулся. Сзади наползли с десяток пустозвонов и теперь покачивались, словно водоросли в воде.

На их корявых пунцовых ветвях гроздьями висели розовые звонцы шиповатые шишечки, издававшие еле слышный дребезжащий перезвон. К этому тоже надо было привыкнуть.

Додарб был планетой призраков, а с призраками трудно чувствовать себя в безопасности. Даже если знаешь, что они бесплотны.

Илья легонько пнул пустозвон, нога без помехи прошла через мираж. Видение было потрясающе реальным, как в объемном голографическом видео, только без транслятора. Очередная загадка Додарба, причем не самая большая.

Планета поражала с первых шагов, сделанных по ее поверхности. В то время как ни один из приборов не показывал никаких отклонений обычных параметров, регистрируя безжизненное пространство на сотни километров вокруг, перед высадившейся группой в замутившемся воздухе прорисовался, сверкая гранями удивительных зданий, чудный сказочный город. Довольно компактный, он устремлял пирамиды своих будто подсвеченных изнутри зданий ввысь, к неспокойным небесам. Зеленоватосиний, он поражал разнообразием цветовых оттенков, казался наполненным жизнью и силой. В голову бы не пришло сказать, что его не было. Мираж, пустота, небыль.

«В пустынях Земли тоже бывают миражи, — подумал Моросанов, — атмосферное явление».

Крис, увидев город, замер и едва заметно побледнел, напряженно сверкая глазами.

— Этого еще не хватало, — услышал Илья его тихий шепот. И тут же крик: Ты куда? Стой!

Но Хеликс продолжал идти вперед, входя уже в странное искрящееся марево, окружавшее город.

— Стой! — снова крикнул Шанс. — Это же просто мираж!

В походке Хеликса было нечто, заставившее Моросанова иначе взглянуть на призрачный город, нечто благоговейное, сродни преклонению перед красотой. Илья сжал руку Криса, сдерживая его.

— Пусть идет.

Крис двинул бровями, и губы его сложились в улыбку, столь непривычную на этом суровом лице.

Город исчез так же быстро, как и появился. Одинокая фигурка Йоронга замерла на бархане…