Дженнифер Фаллон - Харшини (Дитя Демона или Хроники Хитрии - 3)

Но не фрески и не золоченый купол заставили его замереть в изумлении. В центре подиума стоял массивный кристалл, выше человеческого роста, возвышающийся на пьедестале из белого мрамора. Он не представлял себе, что это такое и зачем он здесь стоит, но понятно было, что он занимал почетное место в Храме богов. И сразу стало ясно, почему его спрятали за стеной. Камень был слишком тяжел, чтобы перетаскивать его с места на место, и, вероятно, его невозможно было разрушить, поэтому у сестер Клинка не было другого пути избавиться от камня, когда они пытались вытравить все следы харшини из своего нового дома. Они просто спрятали его.

Толчки перешли в мелкую дрожь и стихли, и Тарджа наконец смог благоговейно оглядеться вокруг. Шананара возвратила храм к тому состоянию, в котором он был во времена владычества харшини. Наступала ночь, но колонны светились и внутри было светло, как днем. На сводах зала сияли изображения первичных богов. Вдоль галереи шли фрески, посвященные множеству других богов. Казалось, не меньше сотни или тысячи умельцев многие годы наносили их на стены. То, что он мог разглядеть, было великолепно. Кроме того, стены покрывали надписи, видимо стихотворные, может быть, слова песен. В основании каждой поддерживающей галерею колонны теперь обнаружились ниши, и Тарджа задумался, каково было их изначальное предназначение.

Потом он увидел жрецов и забыл про зал.

Они стояли на коленях. Некоторые всхлипывали, как убитые горем дети. Некоторые разрывали одежды, завывая от отчаяния. Один царапал лицо руками, пока кровь не хлынула ручьем. Внезапно тишину зала прорезали отчаянные вопли, и один из жрецов вскочил на ноги и слепо побежал в пустоту.

Тарджу замутило, и он с трудом удержался от рвоты. На месте глаз у жреца были теперь кровоточащие раны. В раскрытых ладонях он держал выпавшие глазные яблоки. Несчастный вырвал свои глаза, только чтобы не видеть возвратившихся харшини.

Тарджа схватил бедолагу и прижал его к земле. Тот завывал от боли и отчаяния. Тарджа гневно посмотрел на Шананару, которая наконец опустила голову и открыла глаза. Если ее и огорчил вид жрецов, творящих насилие над собой, то она не подала виду.

Гарет помог Тардже скрутить впавшего в истерику жреца и поднял лицо к приблизившейся Шананаре. Комендант был так же бледен, как покрывающая его меловая пыль.

- Так вы себе представляете непричинение вреда? - прорычал он в ее сторону.

Шананара посмотрела на несчастного жреца и ответила не сразу.

- Это дело рук Хафисты, а не моих, комендант. Исцелить его значило бы посягнуть на его веру, а он дорожит ею больше, чем глазами. И даже если бы я могла вернуть ему зрение и унять его боль, он бы опять выцарапал себе глаза, стоило бы тебе отвернуться.

В ее словах была странная логика. Кариенский жрец и вправду предпочел бы страдать и умереть, чем признать существование харшини и бога врачевания. Тарджа не сомневался, что она может исцелить его, - он видел, на что способны харшини. Но он не сомневался и в том, что она права, утверждая, что этот бедняга снова сотворит что-нибудь с собой, едва они оставят его в покое. Несчастные создания эти жрецы. Чем скорее Р'шейл придумает, как разобраться с Хафистой, тем лучше.

- Отправьте его в лазарет, - приказал Тарджа, поднимаясь на ноги и предоставляя двум охранникам поднять сопротивляющегося завывающего жреца.

Тарджа окинул взглядом прочих жрецов, которых отчаянные действия их собрата повергли в ошеломленное молчание. Казалось, они все почли бы за честь сделать то же, только не хватало смелости. "Сколькие из них помышляли о том же самом?" Пострадать за Хафисту для этих людей было не просто отвлеченной идеей - они считали это своей служебной обязанностью. Этому надо было положить конец. Сейчас же.

- Следующий из вас, кто попытается изувечить себя, - громко объявил он, - будет отправлен для лечения к харшини. И его не отпустят, пока он не отречется от Хафисты и не присягнет на верность первичным богам.

Шананара удивленно посмотрела на него, но, осознав, что значит для жрецов такая угроза, согласно кивнула.

- Интересно, что еще они выкинут? - вопросил Гарет, безрезультатно стряхивая белую пыль с куртки.

- Угроза Тарджи должна звучать очень серьезно для этих людей, комендант. Они теперь будут беречься каждого синяка, лишь бы до них не дотронулся кто-нибудь из моих людей.

Гарет холодно посмотрел на нее и окинул взором зал.

- Восстановление облика дортуаров вы проводили так же неряшливо?

- Там мы были аккуратнее.

- А это что за дурацкая штуковина? - спросил он, указывая на кристалл, украшающий открывшийся теперь подиум.

- Это Всевидящий Кристалл.

Гарет оставил безнадежные попытки очистить куртку и посмотрел на кристалл осмысленным взглядом.

- Мне казалось, что он должен быть в Гринхарборе.

- В Гринхарборе тоже есть камень. А этот всегда стоял здесь.

- Зачем он нужен?

- Помимо всего прочего, он проводит в мир силу богов.

Гарет молча переварил это сообщение и посмотрел на жрецов.

- Мне кажется, лучше забрать их отсюда. Я их переведу в малый зал. Искоса посмотрев на Шананару, он добавил бесстрастно: - Если, конечно, вы не собираетесь делать то же самое со всеми зданиями, в которые будете входить, ваше величество?

- Я больше не буду беспокоить ваших пленников, комендант, - заверила его она.

Казалось, Гарет не слишком поверил ее словам, но вслух ничего не высказал. Он посмотрел на Тарджу и покачал головой.

- Тарджа, они здесь и дня еще не провели.

- Я все приведу в порядок, - пообещал Тарджа, сам не слишком веря своим словам.

- Ну что ж, ты можешь для начала организовать харшини, чтобы они привели в порядок этот разгром. В конце концов, это она его учинила, недружелюбно кивнув в направлении Шананары, Гарет Уорнер отправился организовывать вывод кариенских жрецов из главного зала.

- Извини, Тарджа, - сказала Шананара, когда Гарет отошел от них. - Я хотела помочь, утихомирив Цитадель.

Харшини неспособны врать - по крайней мере так утверждают легенды, но он не был уверен, что она не кривит душой слегка. Не могла она не предвидеть, как подействует на жрецов демонстрация ее силы. А может быть, она и вправду этого не понимала. Если она не приемлет даже мыслей о ярости, как может она вообразить человека, по своей воле вырывающего себе глаза?

- Что сделано, то сделано. По крайней мере тряска прекратилась.

- Это потому, что Цитадель наконец проснулась.

- А что, это может создать дополнительные проблемы?

Внезапно она улыбнулась.

- Посмотри сам.

Взяв за руку, она подвела его к дверям. Он заметил, что бронзовые пластины, которыми они были обшиты, упали, и выяснилось, что двери покрыты затейливой резьбой, линии которой, причудливо извиваясь и перетекая друг в друга, образовывали сложный рисунок.