Роберт Рид - Хорошая гора

Попутчица посмотрела на него, отчаянно желая верить прозвучавшим ужасным словам.

Опал вдруг понял, что не может вспомнить, почему эта молодая женщина беспокоила его. Он улыбнулся, Ду-эйн тоже, и после этого они прислонились к розовой стенке желудка, продолжая наблюдать за сельской местностью, приходящей на смену городу. Высокие эпифиты обратили листья к ослабевающему солнечному свету. На юге шли проливные дожди. Возможно, эти облака будут плыть в северном направлении, что уменьшит вероятность пожаров, по крайней мере на некоторое время. Верно? Тем временем газометр Ду-эйн продолжал фиксировать колебания уровней сульфидов, а также количество метана и этана — эти газы оказывались внутри всякий раз, когда червь срыгивал и проглатывал воздух. Но ни один из этих токсинов не вызывал удушья, и их воздействие ощущалось лишь по неприятному привкусу во рту.

Наконец солнце соприкоснулось с линией горизонта, и концентрация газов в воздухе начала снижаться до уровня, который считался нормальным, по крайней мере последние несколько лет.

Опал сел на плед, радуясь своей удаче.

Он вдруг вспомнил женщину-гибрида на станции, черноволосое существо с чудесным громким голосом, и осознал, что, в отличие от солдат-людей, у нее на бедре не висела дыхательная маска.

Выжила ли та женщина?

И почему он вообще об этом беспокоится?

В школе, где преподавал Опал, окончание каждой четверти сопровождалось вечеринкой, которая устраивалась для преподавателей и служебного персонала. Там обычно подавали спиртные напитки и обсуждали жизнь школы. На последней вечеринке общение временами протекало бурно. Перед самым ее началом пришло известие о том, что на севере из-за выбросов ядов погибло несколько деревень. Коллеги серьезным тоном обсуждали слухи, оказавшиеся ложными, о том, что местные инженеры и бригады псевдолюдей не в состоянии остановить огромные выбросы метана. Собравшиеся на вечеринке скоро разделились на два лагеря: одни хотели принять свою судьбу, другие были готовы хвататься за соломинку. Опал не знал, чью сторону принять. Затем рядом оказался коллега с пустой чашкой и затуманенным алкоголем сознанием. Слушая рассказы о всяких ужасах, обычно робкий человек вдруг расхрабрился.

— Положение не такое уж опасное, — заявил он. — Поверьте мне, мы можем заделывать отверстия, которые в десять раз больше тех, о которых столько говорят.

Оптимисты с радостью восприняли эту браваду. Но учитель не обратил внимания на их похвалу.

— Вы такие же глупцы, как и остальные, — заявил он. — И как минимум столь же невежественные.

— Вам что-то известно? — спросил кто-то.

— Больше, чем любому из присутствующих здесь, смею вас уверить. — Пьяный мужчина обвел взглядом помещение. Искал путь к бегству? Нет, ему была нужна большая кожаная чаша, наполненная сладким пуншем и забродившими ягодами. — Смотрите сюда! — воскликнул он. — Я вам сейчас покажу, что я имею в виду.

Вокруг стола собрались люди, молчанием выражая свой скептицизм.

Учитель принялся покрывать напиток в чаше толстыми декоративными листьями. Раскладывая их, он рассказывал о деревянном Континенте, бездонном Океане и о том, что метан и гниль — неизбежные конечные продукты очень древнего цикла.

Опал понял, или, по крайней мере, ему так показалось.

Тут в разговор вмешался третий учитель — лучший эксперт по науке в школе.

— Это ведь не ваша специальность, — прочистив горло, объявил он.

— Специальность? — осведомился возившийся с листьями оратор. — А какая у меня специальность? Напомните мне, пожалуйста.

— Карты, — ответил ученый, и в его голосе явственно прозвучало высокомерие.

На лице учителя появилось сердитое выражение, но он не вышел из себя, а просто покачал головой и положил на поверхность пруда еще один слой листьев.

— Опал, — окликнул он тихим прерывающимся голосом.

— Да?

— Что тебе известно о текстах «Человек и небо»?

Опал читал отрывки во время учебы в университете, однако среди сослуживцев имело смысл казаться хорошо подготовленным.

— Я изучал их один семестр, — осторожно ответил он. — О чем именно речь?

— Сколько лет они существуют?

— Никто не знает.

— Но, судя по различным мертвым языкам, мы можем предположить, что им, вероятно, несколько веков… Этот сборник текстов принадлежит перу нескольких безымянных авторов. Да?

Опал кивнул.

Его коллега перевел дух.

— Ученые считают, что в текстах «Человек и небо» содержатся как минимум три описания мира, возможно, четыре. Пять. Или даже шесть. Точно известно одно: каждое описание не сильно отличается от нашего мира. Имеются большой континент и неподвижное солнце. Изменились лишь названия тех или иных мест, люди говорят на разных языках, и иногда трудно понять, о каких растениях или животных идет речь.

Подобно скучающим ученикам, преподаватели принялись тихо переговариваться между собой.

Оратор положил руку на плавающие листья.

— Область моей специализации, моя интеллектуальная страсть слишком сложна для обычных умов. Признаю это. Тысячелетиями острова срастались в единое образование, каждый остров сражался с упрямыми «соседями», чтобы остаться на поверхности Океана и купаться в лучах солнца. Это просто невероятно, замечательная загадка, которая собьет с толку большинство из вас…

Чувствуя себя оскорбленными, слушатели замолчали.

— Тексты «Человек и небо» знакомят нас с лучшими картами былых континентов. Они содержат наиболее интересные описания того, как старые континенты рассыпались на кусочки. — Географ взял со стола светло-желтую соломинку и вымучено улыбнулся. — Вы, вероятно, кое-чего не знаете. Эти исчезнувшие континенты по размеру едва ли достигали половины нашего Континента. Нет никаких свидетельств тому, что этим островам в прошлом когда-либо удавалось покрыть всю дневную сторону мира. Это наводит на мысль о том, что все происходящее сейчас является единичным событием. Сложное противоречивое взаимодействие отдельных случайных явлений и, возможно, естественного отбора.

— Что там насчет естественного отбора? — проворчал ученый.

— Какие острова процветают? — спросил преподаватель. — Прочные, конечно. И те, которые остаются на поверхности дольше всего. Острова, способные сопротивляться ядам в тяжелые времена, и те, которые выдержат самые долгие и мрачные периоды голода. — Он пожал плечами. — При ранних циклах древесина под нами давным-давно погибла бы. Континенты разрушались бы раньше; масштаб трагедий значительно уменьшился бы. Но на этот раз — в нашу эпоху — образовались прочные острова. Более того, все остальные действующие в мире силы поставили нас в невообразимо тяжелое положение.